В статье рассматривается проблема существования и развития языческого жречества в Древней Руси, а также его связи с трансформацией традиционного народного средневекового миро воззрения из языческого в христианское в течение домонгольского периода Древней Руси, в первую очередь на основе летописного материала. Ключевое значение для исследования имели события на чала и второй половины XI в., так называемых восстаний волхвов, как самого яркого и драматического проявления этой трансформации – перед нами, по сути, показан феномен – открытые и часто массовые языческие выступления, происходящие в стране, которая была крещена уже от пятидесяти до почти ста лет назад. В статье рассмотрено отношение и восприятие волхвов и их деятельности со стороны власти в лице князей и старшей дружины, и простого народа как в центре (Киев и Новгород), так и на окраинах (Ростовский край) и выявлены их типологически схожие черты. Автор фиксирует активность языческого жречества в ходе выступлений, его чётко выраженную антиклерикальную позицию – стремление уничтожить физически рядовых священнослужителей и епископов, произнесение пророчеств и обещание чудес.

В статье предпринимается попытка концептуализировать значение народной религии Древней Руси. Рассматривая специфику славянского язычества, автор указывает на то, что полноту всех его определений отражает понятие «природно-общинно-бытовая религия». В результате Крещения Руси христианство подчинило языческие верования, но не стало помехой на пути сохранения коренных природно-племенных традиций. Православие явилось той высотой, на которую предстояло мирно восходить народной житейской мудрости. Таким образом, между православием и язычеством, как двумя взаимно восполняющими, но не соединяемыми частями одной и той же русской веры, расположились ступени ее народного понимания. Народная религия Руси-России есть не что иное, как феномен «между», феномен-процесс усреднения православия язычеством.

В традиционной культуре и фольклоре мир человека, пространство его обитания делится на «свое» и «чужое». Не всегда можно точно сказать, где проходит граница между мирами, какой отрезок пространства еще «свой», а какой уже «чужой». Лес, река, болото, горы являются для русского крестьянина «чужим» миром, и о том, что эти участки пространства наделены признаками удаленности, непроходимости, недоступности и т.п., написано немало исследований 99.

Несколько сложнее с рукотворными объектами: колодцами, банями, овинами и т.п. С одной стороны, они созданы людьми, то есть должны принадлежать «своему» освоенному пространству, миру человека и культуры, но с другой — они могут быть местом обитания нечистой силы или местом контакта с ней. Действительно, многие святочные гадания, связанные с вызовом демонического персонажа, проводились в бане, овине или у колодца: «Это у меня покойница мама всё рассказывала.

В статье на пермском языковом материале исследуется специфика отгонных формул в обрядовом применении (свадебный, похоронный, знахарский обряды) и бытовых паремий, связанных с выпроваживанием и посылами-бранью. В контексте народного символизма исследуются структура и образные основания жанра речевых отсыланий, их связь с мифологической традицией. Особое внимание обращено на характеристику локусов, осмысляемых в народной традиции как сакральные. Делаются выводы об особенностях использования и функциях исследованных отгонных формул в бытовом речевом акте и в ритуале.

В бытовом общении и в различных обрядовых ситуациях в диалектной среде используются устойчивые выражения, семантика которых определяется императивом – требованием удалиться (убраться, уйти), дополненным «адресным» указанием. По жанру такие выражения являются директивами – приказами (иногда с оттенком угрозы), реже просьбами. Е.Е. Левкиевская выделяет среди высказываний-директивов просьбу, как более сильный вариант «мольбу», приказ, запрет как разновидность приказа и заклинание [Левкиевская 2002: 207].

В ходе этнолингвистических исследований русской лексики рассмотрению, как правило, подвергаются наименования различных артефактов, в том числе предметов домашнего обихода, утвари. Особенность таких предметов заключается в их уникальности (устройство, функция), что не позволяет подвести их под некую более общую категорию. Остается лишь использовать понятие «утварь», обладающее чрезвычайно широким объемом. Так, в МАС дается следующее определение: «Совокупность предметов, необходимых в обиходе, в какой-либо области жизни» [4; с.530]. Дефиниция столь неопределенна, что может быть применена практически к любому артефакту. Однако к традиционной утвари относят обычно именно уникальные предметы, напри мер, кочерга, ступа, решето. Это очень древние приспособления, связанные с приготовлением пищи, обладающие сравнительно простым и в то же время оригинальным устройством. Как нам представляется, именно эти характеристики (древность, уникальность, важная функция в традиционном крестьянском быту) позволяют объяснить использование этих предметов в качестве сакральных объектов, что отражается не только в обрядах, ритуалах, фольклоре, но и в языковой стихии.

Человечество с незапамятных времён пользовалось баней, о чём свидетельствуют результаты археологических, этнографических и других исследований, определивших её примерный «возраст» — свыше 25 веков. С давних времён баня высоко ценится у всех народов, является неотъемлемой частью их культуры и быта. Роль бани, неразрывно связанной с народными традициями, всегда была многофункциональной в системе жизнеобеспечения этносов. Баня выполняет функции: гигиеническую, оздоровительную, снимающую усталость после физического труда, профилактическую. В обрядовых ритуалах баня была средством предохранения от злых духов и очищения. Магическая роль бани связана с мировоззрением народов. Обрядовая баня с ритуально-магическими действиями практически изжила себя, но в целях оздоровления, психологического воздействия, сохранения здорового образа жизни в народе не редко возвращаются и к этим сакральным традициям.

Хронотоп народных гаданий достаточно хорошо изучен. Поскольку русский фольклор носит выраженный региональный характер, правомерно обращение к уральскому материалу, который фактически не исследован. Привлекаются записи, сделанные студентами, аспирантами, преподавателями кафедры фольклора и древней литературы Уральского госуниверситета в I960- 1990-е гг на Урале, а также немногочисленные публикации.

1. В уральской традиции сохраняются общерусские временные координаты процесса гаданий. Очень четко обозначено начало - ему придается едва ли не сакральная значимость, обеспечивающая результативность. Начало гадания, во-первых, связано с переходом от старого к новому году: «на Новый год гадали», «на сочельник», или же время соотнесено с рождением Христа, с его крещением: «в первый день после Рождества», «в крещение» ... Во-вторых, время суток обязательно связано с наступлением темноты: «поздно вечером», «ночью», «в двенадцать часов ночи». За редким исключением гадания совершаются рано утром, в начале нового дня, однако, во всех этих случаях ощутима печать перехода от завершения одних суток к началу следующих.

Было бы весьма недурно для полноты изучения нашего
народного быта как пособника истории развить…
такие дорогие сведения, как наша народная медицина и
народная ботаника, обогащенная самыми
чудесными врачеваниями и волхованиями.
М. Забылин [9]

Растительный мир в мифологии и обрядах календарной и семейно-бытовой тверской традиции весьма обширен и включает как лесные и садовые деревья и кустарники, так и целый ряд диких и культурных злаковых, трав и цветов.

Разработка вопросов, связанных с религиозным мировоззрением и поведением русского крестьянства, предполагает детальное изучение проявлений религиозности в различных сферах деревенской повседневности. Смерть – ключевое понятие любой религии, одна из коренных категорий коллективного мировоззрения. Соответственно более или менее существенные изменения в массовом сознании не могли не проявляться в эволюции отношения крестьянского сообщества к смерти (1).

Между тем подобный взгляд на проблему по–прежнему не нашёл реализации в довольно многочисленных работах, где она затрагивается прямо или косвенно. Появившись в поле зрения исследователей ещё в дореволюционный период, «смертная» тематика долгое время не выходила за пределы репрезентаций статистических данных, публицистических воззваний, сводов и интерпретаций этнографического материала (2). В советский период специалисты обращали внимание лишь на отдельные проблемы, связанные с этим вопросом (3).

В статье рассматриваются заговорные тексты, записанные на территории Донецкой области. Выявляется предназначение, специфика, функции, а также вариативность мифологического центра как центрального образа в отдельных заговорах. Методом сравнительно-сопоставительного анализа мы рассматриваем материал на фоне общеславянской заговорной традиции.

Заговор как жанр народной поэзии неоднократно становился объектом исследования фольклористов. Сюжеты и мотивы, образы и формулы, композиция, вариативность, а также принципы классификации текстов – основные аспекты в изучении этого жанра. Народными заговорами в разное время занимались: Н. В. Крушевский [1], В. Н. Топоров [2], Б. Н. Проценко [3], Л. Н. Виноградова [4], В. Л. Кляус [5], П. Т. Тимофеев [6], Т. А. Агапкина и А. Л. Топорков [7] и мн. др.