Представлены полевые материалы, характеризующие практики воздействия на погоду и стихийные бедствия у разных этноареальных групп коми. На территории Северного Зауралья у ижемских коми, основным занятием которых было оленеводство, использовались приемы влияния на ветер, дождь, профилактика снежных лавин. У земледельческих групп коми, расселенных в более южных районах в бассейне Тобола и Иртыша, применялись способы борьбы с засухой и вызывания дождя либо остановки затяжных осадков, отведения грозы, вихря. Ритуальные действия проводили, как правило, индивидуально, в случае сильных бедствий (пожара или засухи) у всех групп коми практиковалось коллективное воздействие. Основные приемы — заговоры, использование острых предметов, поливание могил утопленников, замачивание могильного креста, табуирование некоторых действий, а также молебны, крестные ходы, использование церковной атрибутики и др. В настоящее время метеорологическая магия у коми почти не применяется, некоторые приемы вспоминаются как детские забавы, но сохраняется практика молитвенных прошений о предпочтительной погоде.

В статье дается краткая характеристика мифологическим и космогоническим представлениям, поверьям, существам, запретам и наказаниям, тематически связанным с технологиями прядения и ткачества и бытующими в народном календаре на территории Тамбовской области.

На бытовом уровне представление о первотворении мира у жителей области в большей степени оказались связанными с изготовлением полотна, ниток и техникой работы: прядением, ткачеством, снованием. В этом отношение региональный материал органично вписывается в общерусский и общеславянский корпус текстов, посвященных тех нике производства и календарной приуроченности [Подробнее см. Кабакова 2001: 234-239; Валенцова 2012: 278-279; Валенцова 2009: 321-328, 328-330, 331-334; Виноградова 2016: 112-120; Павлова 1990; Чумакова 1995; Штукарева 2001].

С неизменной регулярностью, я наблюдаю, как проникновенная композиция «Улетай на крыльях ветра» звучит на всевозможных славянских празднествах, неизменно присутствует в видеороликах, посвящённых славянским народным гуляниям, фольклорным фестивалям.
Пришло время разобраться в истинном значении и уместности этой песни в славянских народных праздниках и в ваших видеообзорах.

«Улетай на крыльях ветра» — это знаменитый хор невольниц из оперы «Князь Игорь» Александра Порфирьевича Бородина. Опера основана на «Слове о полку Игореве» — памятнике древнерусской литературы. Песня является частью балетного фрагмента «Половецкие пляски».

В славянской традиционной культуре танец и хоровод считались формой ритуального поведения, в связи с чем они активно «использовались» в ритуалах, магии и обрядности. Вместе с тем танец и хоровод расценивались как неблагочестивые и «бесовские» формы досуга, которые, наряду с пением, качелями и др., осуждала православная церковь, а люди, склонные к таким занятиям, подлежали наказанию, в том числе и после смерти.

Танец и хоровод принадлежат к наиболее популярным формам народного досуга, участие в котором традиционно принимали представители практически всех возрастов и социальных групп общества. Наверное, поэтому и танцы, и хороводы не были обойдены вниманием исследователей: хореографии как виду на родного искусства во всех славянских странах посвящена огромная специальная литература.

В статье на материале славянской народной культуры рассматривается вопрос об отождествлениях образа коня и образа дерева, когда-то бытовавших у древних славян. Анализ таких аналогий, следы которых сохранились в загадках, сказках, быличках, обрядах, языке, проводится при учете особенностей языческого мировоззрения. Причина подобной образно-семантической связи между конем и деревом состоит в том, что «конь вселенский» и «древо мировое», некогда равным образом являлись космологическими символами. На основании приведенного и проанализированного материала становится понятным фантастический образ «дерево-конь», запечатленный в славянском декоративно-прикладном искусстве (на вышивках и в резьбе по дереву). Становятся объяснимыми «конские» названия деревянных предметов, бытующие в русских народных говорах, и взаимозаменяемость образа коня и образа дерева, наблюдаемая в славянских традициях и фольклоре. Все это говорит о том, что в древнеславянском мировоззрении были допустимы отождествления образа коня и образа дерева.

В русской традиционной культуре отношения мира растений и мира демонологических персонажей имеют несколько аспектов. Используя материалы русских народных говоров, автор статьи рассматривает названия группы растений, не используемых в народном хозяйстве, но, по поверьям, они были незаменимы в магии, а народные представления об их волшебных свойствах отразились в их названиях.

Растения использовали как оберег от злых духов: в силу различных свойств они наделялись способностью отогнать от человека разнообразных «нечистиков». Например, в Саратовской губернии в четверг после Троицы девушки и женщины вплетали в косы полынь, полагая, что тогда русалка не станет их щекотать [1. C. 22]. Полынь, несмотря на эпитет «трава окаянная, бесколенная», тем не менее при борьбе с русалками считалась «снадобьем, равносильным священной вербе и свечам Страстной недели», а также ладану [2. C. 328].

Здесь мы говорим скорее о происхождении рунических фигур, чем о тайнах, которые они представляют. Настоящие мистерии неподвластны времени и были созданы - или, точнее, «возникли» с появлением Девяти миров из Гиннунгагапа (Ginnungagap). На самом деле, руны являются важными действующими лицами в этом процессе «творения» или «придания формы» и предшествуют появлению живых существ в Мирах. О рунических формах можно говорить в несколько более историческом контексте. Эти формы, в конечном счете, возникли из священных знаков, возникших в сознании жрецов и магов бронзового века (и, вероятно, гораздо раньше) как абстрактные графические выражения сокровенного содержания их религиозных и магических учений (рис. 1). Они в изобилии встречаются на самых древних наскальных рисунках Скандинавии. Рудольф Джон Горслебен (Rudolf John Gorsleben) описывает «первобытного человека», сидящего на вершине горы и получающего концептуальные озарения, которые он затем эмоционально выражает в виде знаков, которые становятся этими концепциями.

«Приготовление пива было необходимо и для похоронно-поминального обряда, который выделяется среди остальных этапов жизненного цикла особой консервативностью. Как правило, он включал поминальный обед в день похорон и поминки по умершему на третий, девятый, двадцатый и сороковой день. В некоторых уездах пиво варили к первому поминальному обеду, а в других - на поминки сорокового дня.

В Череповецком у. Новгородской губ., как писал в 1899 г. корреспондент Тенишевского бюро А. Власов, бытовали народные представления о том, что покойник навсегда покидал свой дом только на сороковой день после смерти. Красное место в переднем углу за поминальным столом специально оставляли не занятым. Считалось, что "на нем.… невидимо заседает и трапезует в последний раз в своем доме покойник, для чего перед пустым местом кладут ложку, ломоть хлеба, кусок пирога и ставят кружку пива". В с. Устьнемское Устьсысольского у. Вологодской губ. на сороковой день две женщины с рыданиями и причитаниями провожали из дома ангела умершего родственника с пивом, хлебом и солью. Видимо, от этого обычая и ведет свое происхождение современная традиция ставить рюмку водки и класть кусок хлеба - "покойнику". Гости на сорочинах пили пиво и вино, закусывая пирогами. Прежде чем выпить кружку пива и рюмку вина или начать есть поставленное кушанье, каждый гость крестился и вслух произносил: "Помяни, Господи, раба Божьего (имя)" или: "Дай, Господи, царство небесное рабу Божьему (имя)".

В статье рассматривается проблема существования и развития языческого жречества в Древней Руси, а также его связи с трансформацией традиционного народного средневекового миро воззрения из языческого в христианское в течение домонгольского периода Древней Руси, в первую очередь на основе летописного материала. Ключевое значение для исследования имели события на чала и второй половины XI в., так называемых восстаний волхвов, как самого яркого и драматического проявления этой трансформации – перед нами, по сути, показан феномен – открытые и часто массовые языческие выступления, происходящие в стране, которая была крещена уже от пятидесяти до почти ста лет назад. В статье рассмотрено отношение и восприятие волхвов и их деятельности со стороны власти в лице князей и старшей дружины, и простого народа как в центре (Киев и Новгород), так и на окраинах (Ростовский край) и выявлены их типологически схожие черты. Автор фиксирует активность языческого жречества в ходе выступлений, его чётко выраженную антиклерикальную позицию – стремление уничтожить физически рядовых священнослужителей и епископов, произнесение пророчеств и обещание чудес.

В статье предпринимается попытка концептуализировать значение народной религии Древней Руси. Рассматривая специфику славянского язычества, автор указывает на то, что полноту всех его определений отражает понятие «природно-общинно-бытовая религия». В результате Крещения Руси христианство подчинило языческие верования, но не стало помехой на пути сохранения коренных природно-племенных традиций. Православие явилось той высотой, на которую предстояло мирно восходить народной житейской мудрости. Таким образом, между православием и язычеством, как двумя взаимно восполняющими, но не соединяемыми частями одной и той же русской веры, расположились ступени ее народного понимания. Народная религия Руси-России есть не что иное, как феномен «между», феномен-процесс усреднения православия язычеством.