Первоначальный способ всякого приобретения и обладания предметом, владычества над ним состоял в вещественном схватывании его рукою, откуда возник общераспространённый обычай при купле-продаже протягивать руку в знак утверждения этого юридического акта. У нас существует выражение: ударить по рукам и действительный обряд рукобитья при заключении купли-продажи и вообще всякого договорного условия, например, при заключении свадебного соглашения вместо выражения «Мы дочь просватали» говорили: «Мы по рукам ударили». Наложение руки, впрочем, не всегда могло быть достаточным для фактического овладения: надо было связать и только тогда можно было рассчитывать на упроченное и спокойное владение. Издревле верёвка – ужище (санскр. юдж; лат. jungere, conjungere;), узел, узы, науза, узда, гуж и путы (опутывать) – была видимым знаком того фактического обладания, которому человек подчинял что-то или кого-то. Кто накидывал на коня узду, тот и делался его господином; в чьих руках была привязь, которою был опутан бык или корова, тот и был их хозяином.
Юридический обычай, существовавший на Руси и в других славянских землях, требовал, чтобы продавец вместе с животным отдавал покупателю и ту оброть, верёвку или узду, на которой оно приведено на базар, и эта передача верёвки или узды считалась необходимым обрядом при всяком совершающемся акте купли и продажи. В любопытной сказке, известной почти у всех славянских племён, добрый молодец, наученный великой мудростью, оборачивается конём, наказывает своему отцу вести себя на продажу и при этом говорит: «Коня продавай, а уздечки ни за какие деньги не уступай!». Точно так же, превращаясь в собаку и в сокола, велит продавать первую без ошейника, а последнего без путцев, и только в том случае, по свидетельству сказки, проданный отцом сын может воротиться к нему без особых затруднений. Когда старик позарился на деньги и продал сына, оборотившегося ретивым конём, вместе с уздечкою, то последний до тех пор не мог вырваться на волю, пока не сняли с него узду. Будет интересно отметить, что наш древний язык даёт пленникам названия: вязень и узник; а ужик – это родич; чешское приузник – приятель.
Брак в глубочайшей древности был своевольным захватом невесты. Нестор о некоторых славянских племенах говорит, что у них брака не было, а «умыкаху жене собе». Слово умычка (похищение) совершенно совпадает по значению с узами, связыванием. Корень мък (мьк), мкну – связываю, замыкать – обвязывать, оцеплять, окружать, откуда замок – уза и замок – запертое, ограждённое место, крепость. Древнейшие символы брака, принятые и в христианский обряд, – венец и кольцо. Вен или вьюн – венок, венец; от глагола вить, вью – свивать, сплетать, скручивать. Венок поэтому делается метафорою супружеского союза. По венку, брошенному в воду, девицы гадают о суженом, и молодая, недавно вышедшая замуж, называется у поселян вьюницею, слово в слово окрученною, повязанною. В древности не всегда невест похищали, часто покупали за деньги, то вено получило значение платы за жену; старинное венити – покупать и продавать.
Был такой обычай: идя на сватовство, связывать ножки стола, чтобы скорее дело связалось; или же сваха берёт заранее приготовленный пут (верёвка для спутывания лошадям ног), опоясывается им и произносит заклятие: «Как конь скороход в этой верёвке заплетается, так заплетись сердце такой-то (имя невесты)!» В старину во время сватовства клали на полу перед невестою пояс в виде круга или подставляли ей юбку, и она (в случае согласия на брак) прыгала в середину пояса или в юбку. Отсюда народная загадка, означающая пояс: «В день колесом, в ночь як уж; хто угадае, буде мий муж».
Как венок и венец служили символическим знаком той связи, которая устанавливается между женихом и невестой, так и кольца при венчании суть звенья соединяющей их цепи. Кольцо в народных гаданиях – эмблема брака и любви. «Любовь – кольцо, а у кольца нет конца», – говорит пословица, указывая на представление о неразрывности брачного союза. Потеря обручального кольца до венчания принималась за предвестие, что свадьба не состоится. А после венца – что кто-нибудь из сочетавшихся умрёт. В обоих случаях потеря кольца знаменовала расторжение супружеской цепи. Обмен колец называется обручением, от слова рука, ибо уже простое соединение рук помолвленных служило знаком их сочетания.
У наших Предков, по свидетельству Барберина (XVI в.), был такой обычай: в случае развода муж и жена шли к проточной воде, становились на противоположных сторонах и, держась за концы одного полотенца, тянули и разрывали его пополам. По указанию другого иноземца (Гванини) муж и жена выходили за деревню, становились на перекрёстной дороге и держали полотенце за концы, а свидетели разрезали его пополам. У черногорцев в этом случае жена подносила мужу пояс, и если он перерезал его, то брак расторгался. Сюда же можно отнести русский обычай повязывать свадебных поезжан через плечо полотенцами, красными платками и кушаками.
Сами названия супруг и супруга указывают на то же происхождение от прясть (пряду, пряжа – плести, крутить нитку из куделя), неупотребительная форма прячь (запрячь, запрягать) – накладывать на животное ярмо, узду; упряжь, пряжка – чем застёгивается или одежда.
В нашем языке старинное слово вервь (врьвь), известное во всех славянских наречиях как верёвка, тесьма, стало обозначать и «административный и государственный союз». Слово это послужило для определения семейного круга, общины и народного сборища; връвник у сербов – родственник, у хорутан – сват, връвница – сваха. Подобно тому, как у нас в старину родичи назывались ужиками и снузниками (от ужище и узда). В «Русской Правде» вервь – община, известное пространство земли. Мы до сих пор говорим бразды правления, а слово бразды означает, собственно, конские удила.
Метафорические выражения связывать, делать узлы, замыкать, опутывать получают в народных преданиях и обрядах разнообразное значение. В заговорах на неприятельское оружие выражения эти означают то же, что запереть, забить вражеские ружья и тулы, чтобы они не могли вредить ратнику: «Завяжу я, такой-то, по пяти узлов всякому стрельцу немирному, неверному, на пищалях, луках и всяком ратном оружии. Вы, узлы, заградите стрельцам все пути и дороги, замкните все пищали, опутайте все луки, повяжите все ратные оружия; и стрельцы бы из пещалей меня не били, стрелы бы их до меня не долетали, все ратные оружия меня не побивали. В моих узлах сила могуча, сила могуча змеиная сокрыта – от змея двунадестьглавого, того змея страшного, что пролетел с океан-моря». По сходству ползучей извивающейся змеи и ужа с верёвкой и поясом, сходству, отразившемуся в языке (ужище – верёвка-гуж и уж; в вышеприведённой загадке пояс метафорически назван ужом), чародейным узлам заговора даётся та же могучая сила, которая приписывается мифическому многоглавому змею, представителю громовых туч и молний.
Интересно вспомнить, что печать в старину привешивалась на завязанном шнурке. Печать получала значение налагаемых уз: запечатать кому уста – всё равно что «завязать кому рот», т. е. заставить молчать. Особенно важную роль играет это слово в заговорах на остановку крови («запечатать рану»), вследствие сродства его с выражением: кровь или рана запеклась. Той же формулой действует заговор против колдунов и ведьм: «Завяжи, господи, колдуну и колдунье, ведуну и ведунье и упирцу (уста и язык) на такого-то (имярек) зла не мыслити». Завязать получило в устах народа смысл воспрепятствовать, не допустить. Заговорные слова, означавшие победу заклинателя над нечистою силой мрака, смерти и болезней, опутывание их, словно пленников, цепями и узами (по необходимому закону древнейшего развития, когда всё воплощалось в наглядный обряд) вызвали действительное завязывание узлов. Отсюда в народной медицине и волшебных чарах играют значительную роль наузы, узлы, навязки – амулеты. Кирилл Туровский, исчисляя мытарства, по которым шествует грешная душа по смерти, говорит: «13-е мытарство – волхование, потворы, наузы». Софийская летопись под 1044 годом рассказывает о Всеславе: «Матери, бородивши его, бе ему на главе знамя язвено – яма на главе его; рекоша волсви матери его: се язвено, навяжи на-нь, да носить е (наузу) до живота своего на себе». В старинном слове, приписанном св. Кириллу, читаем: «А мы суще истинные христиане прельщены есмы скверными бабами… оны прокляты и скверны и злокозьны (бабы) наузы (наузами) много верныя прельщают: начнёт на дети наузы класти, смеривати, плююще на землю, рекше – беса проклинаеть, а она его боле призывает творится, дети врачующе». Митрополит Фотий в послании своём к новгородцам (1410 г.) даёт такое наставление церковным властям: «Тако ж учите их (паству), чтобы басней не слушали, лихих баб не принимали ни узлов, ни примовленья, ни зелья, ни вороженья, и елика такова; занеже с того гнев божий приходит. И где таковые лихие бабы находятся, учите их, чтобы престали и каялись бы, а не имут слушати, не благословляйте их; христианом заказывайте, чтобы их не держали межу себе нигде, гонили бы их от себя, а сами бы от них бегали, аки от нечистоты, а кто не имать слушати вас, и вы тех тако же от церкви отлучайте». Но обычай был сильнее этих запретов, и долго ещё «мнози от человек, приходящи к волхвам и чародеям, принимали от них некие бесовские наюзы и носили их на себе».
Знахарям, занимавшимся навязыванием таких амулетов, давались названия наузника и узольника, как видно из одной рукописи, где признаны достойными отлучения от святого причастия обавник, чародей, скоморох и узольник. Наузы состояли из различных привязок, надеваемых на шею: большей частью это были травы, коренья и иные снадобья (уголь, соль, сера, засушенное крыло летучей мыши, змеиные головки, змеиная или ужовая кожа и прочее), которым приписывалась целебная сила от той или другой болезни. У германских племён привязывались на шею, руку или другую часть тела руны (тайные письмена) для излечения от болезни и предохранения от колдовства, и амулеты эти в средние века назывались ligaturae и angehenke. В христианскую эпоху употребление в наузах ладана (который получил большое значение, потому что возжигался в храмах) до того усилилось, что все привязки стали называться ладанками – даже и тогда, когда в них не было ладану.
В XVII веке приведён был в приказную избу крестьянин Игнашка Васильев и вместе с тем подан его «крест медный да корешок невелик, да травки немного завязано в узлишки у креста». На допросе Игнашка показал, что тот «корешок девясильный, а травка-де растёт в огородах, а как её зовут, того он не ведает; а держит-де он тот корешок и травку от лихорадки». По осмотру посадского человека Якушки Паутова оказалось, что корень тот называется «девятины – от сердечные скорби держат, а травишко-де держат от гнетенишные скорби, а лихого-де в том ничего нет». За такое леченье Игнашка был наказан батогами.
При весеннем выгоне лощадей в поле брали висячий замок, и, то запирая его, то отмыкая, обходили трижды кругом стада и причитывали: «Замыкаю я сим булатным замком серым волкам уста от моего табуна». За третьим обходом запирали замок окончательно и клали его в воротах, через которые выгоняли лошадей; замок же прятали где-нибудь, оставляя замкнутым до самой осени, пока табун гулял в поле. Крепкое слово заговора, словно ключом, замыкало уста волков.
Нередко наузы состояли из простой нитки или бечёвки с узлами, и это едва ли не древнейшая их форма; так от лихорадки носили на руках и ногах повязки из красной шерсти или тесьмы; девять ниток подобной шерсти, навязанные на шею ребёнка, предохраняли его от скарлатины-краснухи.
В случае вывиха или перелома поселяне отыскивали дерево, которое, разделившись на две ветви, потом снова срослось в один ствол, и в образовавшееся отверстие протаскивали больных детей. Или нарочно раскалывали молодое зелёное дерево (преимущественно дуб) надвое, протаскивали больного сквозь расщепленные половины и потом связывали их верёвкой: пусть также срастётся поломанная кость, как срастается связанное дерево. От бородавок на Руси известно было такое лечение: завязывают на нитке столько узлов, сколько насчитано бородавок, и потом зарывают её в землю, с убеждением, что как скоро сгниют узлы, тотчас же пропадут и бородавки.
Нить с узелками или ещё лучше сеть (потому что нигде нет столько узлов, как на ней) считались охранительными средствами против нечистой силы, колдунов и ведьм. В некоторых местах, наряжая невесту к венцу, накидывали на неё рыболовную сеть или, навязав на длинной нитке как можно более узелков, подвязывали ею невесту; делалось это с целью противодействовать порче.
Замок, как та же науза, получает в свадебных обрядах символическое значение орудия, замыкающего супружескую цепь. В некоторых областях сват, ударивши по рукам с отцом невесты, вынимал маленький замочек, запирал его и прятал в карман в знак крепости предполагаемого союза; в других местностях, отпуская невесту к венцу, клали ей в карман замок; или старая женщина кладёт замок и ключ на порог избы, и, как только новобрачные переступят через него, тотчас же запирает замок, а ключ бросает в реку, на постоянную любовь и нерушимое согласие юной четы. Крепость запертого замка, от которого потерян ключ (заброшенный в воду), сближается с мыслью о замкнутости супружеского союза.
Но древний метафорический язык допускал и такое выражение: «замкнуть, завязать силу плодородия». В зимнее время Небо перестаёт посылать на Землю-матушку оплодотворяющее семя дождей; холода и стужи как бы запирают небесные источники, запирают и саму Землю, которая лежит, окованная снегами и льдами, и ничего не рождает из своей материнской утробы. Старинное поучительное слово обозначает «бездождие» – завязанным или замкнутым небом. С возвратом весны Бог-Громовник – повелитель тёмных туч и податель плодородия – отпирает своей молнией облачные источники, поит Землю дождями; он даёт Земле производительную силу и отпирает её замкнутые недра. Поэтому молния в поэтических сказаниях народа есть золотой Перунов ключ.
Языческие предания о Перуне в позднейшую эпоху были перенесены двоеверным народом на Илью-Пророка и Юрия Храброго. На вешний Юрьев день (23 апреля), когда бывает первый выгон скотины на пастбище, белорусы причитывали:
Святый Юрья, божий пасоль;
До бога пашов,
А узяв ключи золотые,
Атамкнув землю сырусенькую
Пусцив росу цяплюсенькую (тёплую)
На Белую Русь и на увесь свет.
В марте месяце, закликая весну, в деревнях Смоленской губернии пели:
Благослови, боже,
Весну кликаць,
Зиму провожаць,
Лета дожидаць!
Вылети, сизая галочка,
Вынеси золоты ключи,
Замкни холодную зимоньку,
Отомкни цеплое летечко.
В одной обрядовой песне галка называется золотою ключницею.
Во время родов узлы и пояс считались вредными, потому что с ними нераздельно понятие связывания, замыкания, а в настоящем случае нужно, чтобы женщина разрешилась от бремени, чтобы ребёнку был свободный, открытый путь. Влияние языка обнаружилось в создании следующих поверий: на родительнице не должно быть ни одного узла, даже расплетали ей косу. Но этого было недостаточно: при трудных родах призывали отца и заставляли его развязать или ослабить пояс, отстегнуть воротник сорочки, распустить поясок у штанов и в то же время открывали у печи заслонку, отпирали сундуки и выдвигали все ящики. Страждущую родительницу переводили троекратно через порог избы, чтобы ребёнок скорее переступил порог своего заключения и явился на свет из утробы матери.
Множество других поверий и обрядов, живущих в народе, возникло из того же источника. Приведём наиболее любопытные примеры:
- чтобы ребёнок стал скорее ходить, для этого на Руси разрезали ножом промеж его ног те невидимые путы, которые задерживают его ходу;
- круговая линия, как замкнутая со всех сторон, получила в народных верованиях значение охранительной черты, защищающей человека от зловредного действия колдовства и нечистой силы. Через круговую черту не может переступить ни злой дух, ни ведьма, ни сама Смерть; против чумы и других повальных болезней опахивали кругом деревни и села; при добывании кладов и цвета папоротника, при совершении различных чар и произнесении заклятий очерчивали себя круговой линией для охраны от бесовского наваждения.
Норманны и жители северных поморий верили, что колдуны могли продавать ветры мореплавателям, давая им ремни с волшебными узлами: когда развязывали на ремне один узел, начинали дуть тихие и благоприятные ветры, развязывали другой узел – ветры крепчали, а вслед за разрешением третьего узла – подымалась страшная буря.
Опираясь на действительные факты, мы видим, что духовная сторона человека, мир его убеждений и верований в древности не были свободным делом, а неизбежно подчинялись материальным условиям, лежавшим столько же в природе окружающих его предметов и явлений, сколько и в звуках родного языка. Слово человеческое, по мнению наших Предков, наделено было властительной, чародейной и творческой силою.
Журнал "Родноверие" выпуск №8
Евгений Петров