Обряд инициации народа майя

Обряд инициации народа майяОсновным источником информации о быте, традициях, верованиях и обрядах индейцев майя является труд «Сообщение о делах в Юкатане» Диего де Ланда Кальдерона[1] — второго аббата Юкатана, францисканца, проживавшего на Юкатане в 1549–1564 гг. Судя по некоторым календарным знакам в тексте, писать его он начал ещё в 1553 году и закончил только в 1566 году.

Отдавая дань уважения его серьезному отношению к описываемому и относительной беспристрастности, не стоит забыть, что Диего был ревностным католиком[2] и, даже стараясь быть объективным, многое воспринимал через призму христианских представлений и мифологии.

Я же хочу рассмотреть описываемое им язычество именно с точки зрения современного язычника, и нахожу немалое сходство с обрядами перехода у славян. Наиболее интересным мне здесь представляется как раз свидетельство об инициациях, изложенный в главе «XXVI. КРЕЩЕНИЕ»[3].

Как мы видим уже из названия главы, чисто языческий обряд (что будет очевидным при ознакомлении с текстом) Диего называет Крещением, и будет упорно и дальше называть на протяжении всей главы. Для него, живущего в христианстве, других терминов просто не существует.

Начинаем с первой же строчки.
«Крещения нет ни в какой части Индий, кроме Юкатана, [где оно существует] под названием, которое означает "родиться снова или второй раз". Это то же самое, что в латинском языке renascor, ибо в языке Юкатана сихил (zihil) значит "родиться снова или другой раз" и употребляется [это слово] только в глагольном сочетании…
Мы не могли узнать о его происхождении, кроме того, что это обычай, который всегда существовал. Они к нему испытывали столько благоговения, что никто на забывал получить [крещение]».

Как мы видим из значения названия, это — стопроцентный обряд перехода в иное состояние, иной статус.

Но поражает тут категоричность, с какой автор, практически не покидавший пределов Юкатана, утверждает, что подобного не существовало нигде в Америке. На этот счет у меня есть только два объяснения. Либо сами майя ему сказали, что такого обряда нет у других племен, подразумевая, что там они проводятся по-другому. Либо он опрашивал приезжавших из других регионов, и те честно ему отвечали, что никакого Крещения у индейцев нет, и никогда не было. Что и не удивительно.

«У них был следующий обычай, чтобы приготовиться к совершению крещения. Индианки растили детей до возраста 3 лет и имели обыкновение на голову мальчика прикреплять к волосам на темени белую штучку (una contezuela). Девочки носили пояса (zenidas) на бедрах, очень низко, с тонкой веревкой и привязанной к ней раковиной, которая у них приходилась над скромной частью».

Здесь явно речь идёт о первой инициации, проводившейся в 3 года. Вероятно, имянаречении. Во многих языческих культурах ребенку до 1–3 лет не давали имени. Считалось, что в это время он ещё не до конца вошёл в наш мир и находится где-то между миром живых и мертвых. А при высочайшей младенческой смертности в те времена, на практике так оно и было.

«У них считалось грехом и большим бесчестьем снимать её с девочки до крещения, которое они получали всегда от 3 лет до 12, и их никогда не выдавали замуж до крещения».
Насчёт «получали всегда от 3 лет до 12» либо сам Диего неточно выразился, считая, что они носили её с трех лет и до двенадцати, либо последующие переписчики напортачили. Было бы странно повесить на девочку раковину, через пару дней на «крещение» её снять, и еще через неделю выдать замуж. Тем более что сам автор в главе «XXV. БРАК» пишет:
«В древности они вступали в брак в 20 лет; сейчас — [в возрасте] от 12 до 13».

Т. е. вполне логичным было бы предположение, что первая инициация проводилась в возрасте 3 лет и символизировала переход от младенчества в детство. Вторая — в 12 лет и обозначала переход из детства во взрослую жизнь, в ходе которого изымали атрибут, символизирующий это детство. Об этом будет сказано ниже.
«Когда кто-либо хотел крестить своего сына, он шел к жрецу и сообщал ему о своем намерении. Последний объявлял в селении о крещении и о дне, в который это совершится. Они всегда заботились, чтобы это не был несчастный (aciago) день».

Ниже в тексте будет сказано, что крещение проходило для всех вместе и именно в доме этого мужчины. Почему все не договаривались заранее и ждали, пока кто-то первым проявит инициативу — у меня нет ответа. А возможно, договаривались, в чьем доме будет обряд, хозяин и брал на себя все хлопоты. Просто этот момент прошёл мимо Диего.

«Сделав это, тот, кто устраивал праздник, то есть тот, кто завел об этом беседу, выбирал по своему вкусу знатного человека селения (un principal del pueblo), чтобы тот ему помогал в его занятии и связанных с ним делах». Тут все ясно и понятно: необходим был уважаемый человек, который смог бы сорганизовать селян.

«Затем они имели обыкновение избирать четырех других людей, старых и уважаемых, которые помогали жрецу в день праздника в церемониях, и их выбирали всегда вместе с жрецом…
Тех, кого выбирали, называли чаками (chaces)»
. Т. е. старейшин. Они потом сыграют свою роль в обряде принесения требы Предкам.

«Отцы детей и служители (los officiates) постились три дня перед праздником, воздерживаясь от женщин». Вполне распространённая практика.
«В [назначенный] день все собирались в дом того, кто устраивал праздник, и приводили всех детей, которые должны были получить крещение. Их помещали во внутреннем дворе (el patio) или на площадке у дома, которая была очищена и усеяна свежими листьями. Они становились по порядку в ряд, мальчики и девочки отдельно. О них заботились в качестве крестных отца и матери (como padrinos) старая женщина при девочках и мужчина при мальчиках». Поскольку нигде в обряде эти «крёстные» более не упоминаются, вероятно, они исполняли роль наставников, подсказывавших детям, что и когда надо делать.

«Затем жрец совершал очищение дома, изгоняя из него демона». Ну, разумеется, в каждом языческом доме просто обязан обитать демон!
Сам обряд: «Чтобы изгнать его, ставили четыре скамеечки в четырёх углах двора, на которых садились четыре чака с длинной верёвкой, протянутой от одного к другому таким образом, что дети оставались замкнутыми внутри верёвки. Затем, перешагивая через веревку, входили в середину круга все отцы детей, которые постились». Так создавалось сакральное пространство для общения с потусторонним.

«Перед этим или после в середину ставили другую скамеечку, на которую садился жрец с жаровней (un brasero) и небольшим количеством размолотой кукурузы и благовоний. Туда подходили по порядку мальчики и девочки, и жрец клал им в руку немного размолотой кукурузы и благовоний, а они [бросали их] в жаровню, и так делали все. Совершив эти курения, брали жаровню, в которой они это делали, и верёвку, которой чаки их окружали, вливали в сосуд немного вина и давали все это одному индейцу, чтобы он унёс это из селения; ему советовали не пить и не оглядываться назад на обратном пути. После этого они говорили, что демон изгнан». Вот здесь в полной мере проявилось совершенное непонимание христианина сути языческих обрядов.

На мой взгляд, язычника, тут всё очевидно. Перед началом обряда принесли требу духам. А коль дело проходило во дворе дома, вероятно, духам предков. И далее предки уединялись для трапезы. То же самое, практически один в один, мы ежегодно проводим на День поминовения Предков, на Деды.

Позволю себе небольшое отступление и объясню, что Диего де Ланда называл вином. Приведу рецепт из его же главы «XXII. ПИРШЕСТВА, МУЗЫКА И ТАНЦЫ»:
«Они делали вино из мёда и воды и определённого корня одного дерева, выращиваемого для этого, который делал вино крепким и очень вонючим». Куда же без старых добрых медов!
«Дойдя до этого, подметали двор, очищали его от листьев дерева, которое называется кихом (cihom), и разбрасывали листья другого дерева, которое они называют копо (copo), и клали несколько циновок, пока жрец одевался». Т. е. происходила перестройка пространства обряда общения с духами к пространству непосредственно инициации.

Когда выходил жрец… «чаки тотчас шли за детьми и клали всем на голову белые ткани, принесённые для этого их матерями. Они спрашивали у тех, которые были большими, не совершили ли они греха или нечистого (feo) прикосновения; если они это совершили, они признавались им и их отделяли от других». Вероятно, под «большими» подразумевались родственники или просто присутствующие на обряде взрослые, поскольку далее и все дети, и все остальные участники действия оставались на своих местах.

Следующий абзац я приведу полностью и без комментариев, ибо в нем Диего де Ланда показал себя хорошим документалистом, скрупулезно фиксирующим происходящее.
«Сделав это, жрец приказывал людям замолчать и сесть и начинал благословлять детей со многими молитвами и посвящать их кропилом с большой торжественностью. Окончив своё благословение, он садился, и вставал распорядитель (el principal), которого отцы детей выбирали для этого праздника, и с костью (con un guesso), которую ему давал жрец, шел к детям и прикасался ко лбу каждого девять раз костью. Затем он смачивал её в сосуде с водой, который держал в руке, и смазывал им лоб, черты лица и между пальцами ног и рук, при всем этом, не говоря ни слова. Эту воду они делали из определенных цветов и из какао, размоченного и растворенного в девственной воде, как говорили, взятой углублений деревьев или камней в лесах. Когда было окончено это помазание, вставал жрец и снимал у них с головы белую ткань и другие, которые у них были накинуты на плечи, где каждый носил небольшую связку очень красивых перьев птиц и несколько [зёрен] какао. Все это собирал один из чаков. Затем жрец отрезал у детей каменным ножом штуку (la cuenta), которую они носили прикрепленной к голове. После этого шли все остальные помощники жреца с пучками цветов и трубкой (un humaco), которую индейцы употребляют для курения, прикасались девять раз каждым из этих [предметов] к каждому ребёнку и затем давали ему понюхать цветы и потянуть из трубки. 3атем собирали подарки, которые приносили матери, и давали немного каждому ребенку, чтобы съесть там, ибо подарки были съестные. Брали хороший сосуд с вином и тотчас же приносили его в жертву богам и с набожными мольбами просили их принять этот маленький дар от этих детей. Позвав другого служителя, который им помогал и которого они называли кайом (Сауоm), они давали ему [сосуд], чтобы он выпил его. Он делал это без отдыха, ибо, говорят, это было бы грехом».

Интересно, что у них существовал специальный человек, на время обряда выполнявший роль представителя богов. Или даже, в некотором роде, их коллективной ипостаси. В этом смысле становится и понятно, почему он пил на одном дыхании. Если бы он прервался, это означало, что вино богам не понравилось. И они, попробовав его, покинули тело кайома. И если он даже дальше продолжил пить, пил бы уже человек, а не боги. Не знаю, как насчёт «греха», но дурным знаком это точно бы было.

«Сделав это, они отпускали первыми девочек. Матери снимали с них сначала шнур (el hilo), который они носили прежде обвязанным вокруг талии, и раковину, которую они носили в знак чистоты. Это было как бы разрешением уже выйти замуж, когда пожелают отцы». Это ещё раз к вопросу о том, во сколько лет проводился обряд.
«Затем они оканчивали праздник обильной едой и питьём. Они называли этот праздник Эм К'у (Emku), что означает "нисхождение бога"».
"И я там был, мёд-пиво пил..."

Сергей Александрович Дорофеев (волхв Веледор)
сооснователь Вечевого центра, член Совета Круга Языческой Традиции
Журнал "Родноверие" Выпуск №15

  1. Все приведенные здесь фрагменты книги приводятся по изданию: Сообщение о делах в Юкатане: 1566 год / перевод со староиспанского Ю. В. Кнорозова. М; Л.: Изд-во Академии наук СССР, 1955.
  2. В 1562 году он даже учредил инквизицию для крещеных, но не уверовавших индейцев. Из-за чего через пару лет спустя и был отправлен обратно в Испанию от греха подальше.
  3. В изначальной рукописи отсутствовало деление на главы. В большинстве изданий используется деление, введенное первым издателем книги Брассёр де Бурбуром.