Обращаясь к историческим истокам славянского мира, мы видим, что исследованию мест богослужения древних славян посвящено достаточно много письменности. Археологические данные вкупе с этнографией позволяют нам приоткрыть занавес того архаичного и древнего, что кроется в далёком прошлом бытии наших Предков. Обрядовая бытность составляла полноценную ветвь в развитии человечества нашей родной земли. Эту плотную взаимосвязь можно ощутить и по сей день.
Оглядываясь в далёкое прошлое, нужно заметить, что наши Предки не разделяли, но отличали Богов Земных и Небесных. Поклонялись и тем, и другим в особых, специально отведённых местах. Поклонение Земным Богам они могли творить всюду, где по народному верованию могли обитать эти Боги, проявляя свою силу. Богам же Небесным поклонялись в Храмах. Перед идолами, в которых, по верованию людей, жил Божественный Дух. В современном смысле Храмом принято называть специальную закрытую культовую постройку, где совершаются славления, жертвоприношения и прочие обряды, а также хранятся священные и исторически ценные предметы.
Но тем не менее, вопрос о существовании у древних славян крытой храмовой архитектуры пока остаётся дискуссионным в научной литературе. Сходясь во мнении, что, кроме открытых святилищ, у восточнославянских племён до принятия христианства уже оформились и культовые здания как таковые, исследователи придерживаются несколько различных точек зрения по поводу их внешнего и внутреннего устройства. Несмотря на всю сложность вопроса, сделаны интересные археологические открытия, которые позволяют нам частично представить внутреннюю планировку храмов. Внешний их облик во многом продолжает оставаться загадкой.
Дискуссионность вопроса о древнеславянских храмах вызвана прежде всего тем, что источники не оставили нам однозначных свидетельств о них. Имеющиеся данные относятся в большинстве к северо-западному ареалу расселения славянских племен, прежде всего к балтийским славянам, к тому же представить внешний облик храмов по ним можно только в отдельных деталях.
«Летописи молчат о существовании храмов и жрецов у наших восточных славян, — писал С. Соловьев. — Нельзя предположить, что если бы Храмы существовали, то летописцы умолчали бы об их разрушении или превращении в церкви при рассказе о введении христианства и ниспровержении идолов». Почему же при наличии в дохристианской Руси культовых сооружений наша Начальная летопись о них не упоминает? Обычно это объясняется намеренным умолчанием летописца, который, будучи носителем нового вероучения и стремясь укрепить его в сознании паствы, воздерживался, возможно, от упоминания бесовских существ, а тем паче от описаний их святилищ. Следует также иметь в виду, что, говоря даже о христианских храмах, летописец часто ограничивался лишь приведением имени святого. Исходя из этого, можно сказать, что в отношении языческих храмов летописец тем более мог применять тот же оборот речи и ограничиваться лишь именем кумира, вроде известного места об Игоре, который «приде на холм, кде стоаше Перун».
В писании о «Золотых Лугах» Арабского писателя Масуди встречаются следующие строки: «Были в земле Славянской священные здания. Одно из них находилось на горе, одной из самых высоких, как говорят философы. Это здание славно по своей архитектуре, по сложению камней различного рода и разнообразных цветов, по отверстиям вверху, по настройкам, сделанным в них для наблюдения точек восхождения солнца, по драгоценным камням, в нем сохраняющимся, по знакам, на них начертанным и показывающим будущие дела, события, предсказанные этими драгоценными камнями прежде, чем они случились, по звукам, раздающимся сверху здания, наконец, по тому, чтo приключается с людьми, когда эти звуки поражают их слух. Другое здание было построено одним из их царей на Черной горе, окруженной чудотворными водами различного цвета и вкуса, которых целебная сила всюду известна. Там есть у них большой идол, представляющий Сатурна в виде старца. Еще одно из зданий находится на горе, окруженной морским заливом: оно построено было из красного коралла и зеленого изумруда. Посреди здания возвышается большой купол, под которым стоит идол; а против него другой, изображающий деву. Построение этого храма приписывали мудрецу, жившему когда-то давно между ними».
Нельзя сказать, что в этом писании всё обрисовано верно. Что-то рисуется нам в достаточно преувеличенном виде. Но и отвергнуть всего писания мы не можем, потому что многое подтверждается другими исторически важными источниками.
Также нельзя однозначно ответить на вопрос о том, каким же славянам принадлежали такие Храмы. Не славянам юго-западным. На это указывает то, что об их Храмах и идолослужениях нет никаких определённых сведений. А вот славянам восточным или северно-западным — возможно, потому что известно об их отношениях с арабами и их Храмах, которые подходят под описание Масуди.
Следуя И. И. Срезневскому, мы увидим упоминания о Храме в «Саге об Олаве Трюггвасoне», написанной в конце XII в. исландским монахом Оддом Снорассоном и переведённой затем с латинского оригинала на исландский язык. Трюггвасон был воспитан в Гардарике конунгом Вальдамаром, тогда еще язычником; Олаф, говорится в саге, «всегда ездил с конунгом к святилищу, но никогда не входил в него, а стоял за дверьми, когда конунг приносил жертвы богам».
H. М. Гальковский заметил: «Вероятно, что это здание было весьма примитивным и напоминало большой сарай». Возможно, что именно из-за внешней простоты большинства языческих древнерусских храмов не сохранилось более или менее ясных их описаний, так как они не поражали воображение современников.
Храмовая архитектура
Взглянув на памятники древнерусского зодчества, не остаётся сомнения, что русским людям никогда не было чуждо чувство красоты. И если оно руководило ими даже при постройке простой избы или крепостных башен, то стремление к красоте должно было достигать высшего напряжения при возведении Храмов. В памятниках народного искусства можно обнаружить следы и более архаичных культовых построек, форма которых, возможно, в силу традиции закрепилась впоследствии в церковной архитектуре, явившись основой для формирования самобытного типа русского Храма.
М. Красовской отмечает следующее: датский историк, описывая контыну, которая была разрушена при взятии города Арконы датским королем Эриком, говорит: «В центре равнины находился город; в городе этом выделялось святилище, чудесно исполненное из дерева; в этом святилище не только почитали Добро, но в нем были также изображения тех Богов, которых боялись. Наружную оболочку (стены?) составляла связная конструкция (сруб?); верх был покрыт красной краской; внутренней опорой служили четыре столба, а вместо стен были повешены пышные ткани». Основываясь на этих и подобных им архивных данных, затем на исследованиях Крашевского и Соколовского, а также на том, что храмы всех народов, стоящих на первых ступенях культуры, всегда близки по приему их плана к человеческому жилью той же эпохи (первые Храмы Эллады), Казимир Мокловский дает в своем труде «Sztuka ludowa w Polsce» следующую реконструкцию (рис. 1) типичного языческого храма славян.
Рис.1
В плане Храм (контына) представлял собой длинный прямоугольник, разделённый внутренней стеной на две части, первая из которых (II), отвечавшая жилой части избы, была значительно больше второй (III) и являлась собственно Храмом. В неё вела единственная во всем Храме дверь, у трех её стен стояли скамьи и столы, которые предназначались преимущественно не для моментов жертвоприношения, а для заседаний старшин племени (гмин), происходивших также в контынах. В середине находился жертвенник. Широкая арка соединяла первую часть храма со второй (III), в которой стояло изображение божества, также окаймленное с трех сторон лавками; таким образом, эта задняя часть Храма, отвечавшая клети жилой избы, была главной частью — святилищем. Передняя часть являлась прототипом «корабля» — помещения для молящихся, хотя в языческие Храмы имели доступ только жрецы, а народ во время жертвоприношения стоял вне капища. Кроме этих двух частей, в контынах была еще третья, а именно сени (I), предшествовавшая первой части; в сущности, сени не были помещением, так как не были со всех сторон окружены стенами. Это просто была площадка перед дверью капища, закрытая сильным свесом кровли, поддерживаемой повалами, то есть консолями, образованными при помощи постепенного напуска бревен.
Таков был план Храма язычников. Такой же простой, как и план избы. Материалом служили колоссальные брёвна, отёсанные на четыре канта, и такие же доски; стены рубились в углах «с остатком» (рис. 2), и для поддержания широких свесов кровель устраивались упомянутые выше «повалы». Вокруг капища, приблизительно на одной трети высоты его стен, устраивалась дополнительная кровля, которая, по предположению К. Мокловского, предохраняла нижнюю часть здания от действия атмосферной влаги; однако для такой цели эту кровлю не следовало бы поднимать так высоко и придавать ей такой большой свес. Скорее, эта дополнительная кровля играла такую же роль, как аналогичные свесы у крыш нынешних церквей Галиции и галереи деревянных Храмов, то есть служила прикрытием для народа, не вмещающегося в самом Храме, или для ожидающих начала богослужения. Однако М. Красовский отмечает, что на реконструкции К. Мокловского брёвна контыны изображены такой большой толщины, какая вряд ли когда могла существовать.
Рис.2
Как верхняя, так и нижняя крыша крылись чешуей из гонта, прибитого деревянными гвоздями; такой же чешуей защищались от сырости и наружные поверхности стен в верхних их частях.
Задняя часть контыны (само святилище, в котором стояли изображения Божеств) имела потолок, устроенный по балкам; передняя же часть, где стоял алтарь, на котором сжигались жертвы, потолка не имела, и для выхода жертвенного дыма в переднем щипце здания, над навесом сеней, устраивалось отверстие — дымница. Никаких других отверстий, за исключением входной двери, в контыне не устраивали, вследствие чего внутри она была погружена в полумрак, который придавал изображениям, украшавшим стены, таинственность и ту жизненность, о которой упоминает Оттон из Бамберга: «Были в Штетине четырехконтины (сontinae, соnсive), и одна из них, главная, удивляла архитектурой и отделкой — внешняя и внутренняя сторона её стен украшена была выпуклыми резными изображениями людей, птиц и зверей, так живо сделанными, что кажется они дышали и жили, и, скажу за редкость, краски, которыми покрыты были изображения внешней стороны стен, были так прочны, что ни ливень, ни снег не могли им вредить». Можно предположить, что укрытие нашими Предками обожаемых кумиров от дождя и снега и привели их к возведению кровлей, что и стало первыми примитивными Храмами. Но мысль сделать достойное жилище Богов требовала величия: «В ней хранились разные драгоценные вещи, оружия и пр. В ней же был трехголовый идол, называемый Триглавом. Три другие контыны были меньше уважаемы и меньше украшены: в них были только скамьи и столы кругом стен, потому что тут бывали обычно собрания и совещания, сюда сходились в известные дни и часы пировать и рассуждать о важных делах».
Исполненная К. Мокловским реконструкция наружного вида контыны (рис. 2), конечно, произвольна, но все же, возможно, она лишь в деталях отличается от того, что было в действительности, а в общих чертах весьма близка к истине, так как очень похожа на старинные церкви Галиции, каждая деталь которых пропитана духом чистого народного творчества, сохранившего свои многовековые идеалы.
Таковы были языческие храмы северных славян — поморян и лютичей; но те же лютичи жили и на юге, а именно у берегов Черного моря, поэтому и их храмы не могли сильно отличаться от северных. Другими словами, храмы всех славян должны были быть в общих чертах одинаковы и близки к той реконструкции их, которую даёт К. Мокловский.
Журнал "Родноверие" выпуск №14
Ворона (Юлия Шестопёрстова)
(продолжение в печатном издании журнала "Родноверие" выпуск №14)