«Ведомо нам (царю Алексею Михайловичу) учинилось, что... умножилось в людях во всяких пьянство, и всякое мятежное бесовское действо, глумление, и скоморошество со всякими бесовскими играми...
Сходятся многие люди мужесково и женсково полу по зорям, и в ночи чародействуют, с солнечного всхода перваго дни луны смотрят, и в громное громление на реках и в озерах купаются, чают себе от того здравия, и с серебра умываются, и медведи водят, и с собаками пляшут, зернью и карты, и шахматы, и лодыгами играют, и безчинное скакание и плесание, и поют бесовския песни, жонки и девки на досках скачут... клички бесовские кличут — коледу, и таусен, и плугу, и многие человецы неразумием веруют в сон, и встречу, и в полаз, и во птичей град, и загадки загадывают, и сказки сказывают небылные... накладывают на себя личины и платье скоморошеское, и меж себя нарядя бесовскую кобылу водят».
Так гласит грамота царя Алексея Михайловича, написанная в 1648 г. Средневековые поучения полны подобных обличений. Действия, в них упоминаемые, относили не просто к развлечениям, богомерзким с точки зрения церкви, они противопоставлялись христианскому благочестию, оценивались как языческие. Более того, очевидно, что это действия праздничные, обрядовые, магические, и многие из них сохранились в народной культуре вплоть до времен этнографической фиксации, то есть до XIX-XX вв. «Одетые в личины» (то есть ряженые), скоморошествующие, «пьянствующие, пляшущие и в бубны бьющие» — неотъемлемые герои данных обличений — также дошли и до наших дней.
Как же описывают их преемников в этнографии? Шествие ряженых сопровождал невообразимый шум: крик, вой, визг, свист, звон и лязг металлических предметов, грохот трещёток. Буйное, подчас агрессивное поведение сопровождалось провокационными действиями. Ряженые задирали и толкали прохожих, валяли их в снегу, били по заборам и воротам, размахивали палками, хлопали кнутами. «Ходили кто «медведем», надев шубу наизнанку, кто «чертом», вымазавшись сажей, берут сковороды, ухваты, кочерги и — стон стоит над деревней».
С точки зрения современного человека, поведение странное и почти недопустимое. Попробуем разобраться, почему ряжение прочно вошло в традиционную культуру и обрядовую практику славян, как оно соотносится с традиционным мировоззрением, какое символическое значение имеет и… почему ряженым можно и нужно бесчинствовать.
В одном из основных исследований по теме, монографии Л. М. Ивлевой, ряжение представляется как средство общения с потусторонним миром, уникальное явление традиционной культуры. Оно, по сути, выражает языком зрелищно-игровых форм мифологическую картину мира русского земледельца. Этой концепции придерживаются многие ученые. Само ряжение непосредственно — это обрядовое перевоплощение с помощью масок, одежды и других атрибутов внешнего облика.
Ряжение также отличает особая форма ритуального поведения (антиповедения), часто предписывающая действия, противоречащие норме, «бесчинства». Ряжение тесно связано с карнавалом и народным театром, «смеховыми» формами поведения, с игрой. То есть явление парадоксальное: шутейное и одновременно брутальное, развлечение, к которому относились крайне серьёзно. Вспомним нидерландского философа Йохана Хёйзингу с его Homo Ludens — человеком играющим. Игра по Хёйзинге — основополагающий, базовый принцип культуры. Культура рождается из игр и имеет характер игры. Убывание игры в современном мире ведет, по его мнению, к варварству.
Современный греческий философ Костас Акселос считает, что бытие проявляет себя как игра. Он понимает игру как «предонтологическое» начало, т. е. то, что предшествует логическому мышлению с его чёткими разделениями. Игру как принцип открытия бытия Акселос противопоставляет закрытым структурам — нациям, государствам, культурам, религиям, стремящимся «приватизировать» и контролировать бытие и мир. Человек у Акселоса есть одновременно и игрок, и игрушка, и сама игра в её самосознании, в её встрече с самой собой.
Возможно, ряжение, как одна из самых древних игр человека, является неким мостом. Мы не можем манифестировать проявления богов в мире или возвращаться к мифологическим истокам не играя. Они не подвластны логическим процессам. Только отдаваясь игре, мы соединяемся с миром бессознательного и миром архетипов. Следовательно, ряженые и те, кто взаимодействуют с ними, играют в богов, играют с богами и для богов.
Игры ряженых сохранилось у многих народов и дошли до наших дней. В частности, они существуют у всех славян и составляют базовую часть зимних, рождественских и святочных обрядов, масленицы, обрядов весенне-летнего комплекса, а также встречаются на дожиночных и других осенних праздниках. У всех славян ряжение — обязательный компонент свадьбы. Локально оно происходило во время похорон и поминальных обрядов.
Как видно, ряжение — важная обрядовая часть праздников, будь то календарных, окказиональных, общинно-семейных. Прежде чем говорить о смысле ряжения, нам нужно понять, что же такое праздник и обряд.
Понятие «праздник» неразрывно связано с понятием времени. Это отдельный вид времени — священное время, противопоставленное профанному времени будней. Два основных слова для праздника в славянских языках, prazdьnikъ и svetо, восходят к значениям «праздный, пустой, порожний, свободный от труда» и «святость, сакральность». Празднества всегда были связаны с кризисными, переломными моментами в жизни природы, общества и человека. Это моменты смерти и возрождения, смены и обновления. Праздничное время — своего рода рубеж, когда отживают старые формы и появляются новые. В народном мироощущении в подобное переходное время граница между миром этим и иным становится особенно зыбкой, активизируется демоническое. В народной культуре это время отличает целый комплекс ритуальных действий: строгий запрет на все или многие виды работ, вступающий в силу накануне праздника, посещение кладбища и святых мест, праздничная трапеза всей семьёй или всем селом, трактуемая как жертвоприношение и причащение, а с другой стороны, коллективные развлечения и веселье, гулянья, пение, танцы, игры, состязания.
Можно сказать, что в праздничное переходное время, будь то смена сезонов или свадьба (как один из главных переходных обрядов жизненного цикла), меняется мир, перетекает в другое состояние. Подобно макрокосму изменяется и человек. Ритуальными, праздничными действиями он свидетельствует об этих переменах и активно участвует в них. Ряженые, появляясь в эти, насыщенные обрядностью, напряженные, особенные дни знаменуют собой близость космических сил. Это олицетворение духов природы, предков, стихий, проводники и посредники, с которыми можно взаимодействовать. «Всех ряженых объединяет один общий признак: все они в той или иной мере связаны со сферой чужого, — считает А. К. Байбурин, — <…> происходит десемиотизация мира: он лишается своего привычного облика, исчезают границы между своими и чужими, представители иного мира оказываются среди людей».
«Праздник создается вокруг особого мифического сюжета и организует если не беспорядок, то по меньшей мере нарушение порядка, чтобы получить или укрепить в общественном сознании согласие на требуемый порядок. Праздник — это, главным образом, символическая игра, которая реориентирует практику в направлении мифа, предлагающего ей смысл». В каждом празднике воспроизводится миф, то, что было «в начале», «в первый раз». Обряд — это те традиционные действия, которые воссоздают миф, это символическая и знаковая система, язык, при помощи которого в мире людей можно приобщиться к сакральной истории. «Обряд положити» значило в древнерусском языке заключить договор. В контексте нашего разговора о значении ряжения мы можем предположить, что оно является таким договором, способом или обязательным условием происходящего в празднике таинства. В самой параллели ряжение–обряд есть игра слов и смыслов.
Рассуждая о таинствах, П. Флоренский пишет: «Слово «обряд» содержит в себе предлог об-, т. е. кругом, ср. об-вод, об-ход, объ-езд. Обряд — есть ряд кругом, кругом чего-то. Кругом чего же? — Кругом таинства. Они об-ряжают таинства. Последние — средоточие церковной жизни, но сами по себе они были бы неотличимы от среды, в которой находятся, и потому должны быть о б ρ я ж а е м ы, т. е. иметь кругом себя подготовляющие к осознанию их наслоения, скорлупы — обряды». Возможно, ряжение — это тот обряд, без которого мы не можем воспринять сущность феномена праздника до конца. Он не может заменить собой друге обряды, но и они не полны без него. Само по себе оно не составляет культа, но делает границу между мирами взаимообращаемой, открытой.
Персонажи ряжения архетипичны и сходны у всех славянских народов. Главная их черта — перевоплощение, часто при помощи маски. Об этом говорят многие местные названия ряженых: ряженые, рядихи, наряженки, окрутники, закрытые, тряпосьники, маскрованные, хари, рожи. Большую группу персонажей можно отнести к демоническим силам. Таким ряженым свойственны устрашающие маски, рогатость, меховые одежды, а также вывернутые наизнанку — что указывает на их принадлежность к миру духов. В названиях также отражена их иномирность, это имена демонов, страшилищ, покойников, предков: пужала, пугалашки, страшки, чудки, чудилки, кудесы, хухольники, лешаки, русалки, шулики, шишиморы, дзяды. Они воплощают силы хтонического плодородия наряду с широко распространёнными животными персонажами, например, такими как конь, коза, тур, медведь. В особую группу можно выделить персонфицированные календарные даты, праздники, сезоны. Это Весна, Семик, словен. Pust, хорв. Zeleni Juraj (Зеленый Юрий), болг. Баба Коризма (баба Великий Пост) и другие. Подобная персонификация праздников — ещё один указатель на миф, лежащий в основе праздника и мифологизацию самого времени.
Идею инаковости также воплощают в ряжении этнические и социальные «чужие»: «еврей», «цыгане», «турки», «немец», «казак», «шляхтич», «солдат» и другие. Согласно народным представлениям, все они в той или иной степени «пришельцы», отличаются от обычных людей и, следовательно, наделены волшебными силами и свойствами. Как своего рода волшебников можно упомянуть и многочисленных ремесленных и профессиональных персонажей: «доктора», «кузнеца», «торговцев», «попа».
Часто в группах ряженых присутствуют брачные пары: «дед и баба», «старец и старчиха», «жених и невеста», «молодой и молодуха», «пан и пани», «князь и княгиня», «Русалка и Русалим». Женитьба подобных пар разыгрывается в святочных, масленичных, весенних, жатвенных и свадебных обрядах. Отметим, что свадьба и похороны (как основные, наиболее разработанные обряды перехода) служат моделью для других переходных обрядов. Эти два сюжета чаще других разыгрываются в ряжении.
Для персонажей ряжения характерно противопоставление «страшных» и «красивых» масок. «На Вологодчине в святочных обходах участвовали как страшные (рваные) кудеса, так и красивые (баские, снарядные, хорошие) кудеса. «Страшными» рядились в основном мужчины («покойник», «черт», «дед», зооморфные персонажи), которые ходили поздним вечером, «красивыми» — парни и девки, ходившие преимущественно днем; они надевали старинную праздничную одежду, обвешивались вышитыми полотенцами и обязательно закрывали лица тканью».
Подобно тому как народная одежда отражала возраст и социальную принадлежность носившего (символические коды, свойственные народному мировоззрению), внешний вид ряженых был полон знаков, по которым в них опознавались мифологические существа. К такой опознавательной системе относились и его жесты, и поведение, и манера разговаривать и взаимодействовать с другими участниками обряда и зрителями. Всё в поведении ряженых подчеркивало, что они не принадлежат к миру людей, всё было необычным, странным, несвойственным для принятых норм, если не грубо их нарушающим.
Речевое поведение, используемый масками, могло включать в себя как полное безмолвие, так и крик, вой, а также изменение голоса. «...Они гудят, рычат почти утробными голосами, басят, или наоборот, пищат, верещат, что есть силы визжат. Их речь бывает к тому же лишена достаточной членораздельности. Ряженый помещает во рту гребень, пуговицу или камешек, и они расщепляют его голос, делают дикцию необычайно смазанной». Некоторые маски имитировали иностранную речь, «тарабарщину», для «страшных» масок были возможны матерные выражения.
Отступлением от обычных норм были и вольности эротического характера в играх ряженых. Костюмы этих масок часто включали в себя предметы, символизирующие фаллос или гипертрофированные груди женских персонажей. «У восточных славян такие святочные ряженые, как дед, медведь, покойник, бык, черт, гонялись за девушками, валили их на пол, катались с ними в обнимку, щипали, задирали им юбки, принуждали целовать себя; вместе с тем сами заголялись, разыгрывали сценки, имитирующие половой акт». Табуированный в народной культуре при обычных обстоятельствах, но включенный в обряд, половой акт был направлен на активизацию плодоносящего начала и природы, и социума. Подчеркнутый эротизм, буйство, проявленные в ритуальном пространстве, манифестировали торжество жизни, её продолжение, как главный мировоззренческий принцип.
Ряжение тесно связано с народной магией. Наиболее ярко волшебные функции ряженых, их чудесная сила проявляются во время календарных обходов и ритуалов «вождения». При обходах группа ряженых ходит по домам, в центре этой группы может выступать центральный персонаж, часто зооморфный, например, коза при колядовании. Ряженые разыгрывают сцены, исполняют благопожелания и получают вознаграждения, также они могут отомстить хозяевам плохими пожеланиями, а также испачкать или испортить вещи в случае жадности принимающей стороны.
Справедливости ради, отметим, что посещение обходниками избы могло начаться с порчи имущества и провокационного поведения. По сообщениям этнографических источников, хозяева ожидали ряженых с сознанием необходимости их визита. Были готовы подчиниться их воле, угодить. Если ватага не заходила в чей-то дом, это расценивалось как дурное предзнаменование, и могло стать поводом для серьёзной обиды. Символические действия ряженых: разбрасывание зёрен, имитация пахоты, танец водимой зооморфной маски — дублировались текстами песен и приговорами. И снова центральной в них была тема плодородия и изобилия, которое продуцировалось в переломные календарные точки. Смысловым стержнем обходов при этом был дарообмен — выделение обрядовой пищи для сакральных гостей с ожиданием возмещения дара.
Знаки, полученные от ряженых, толковались как чудесные. Особенными свойствами наделялись их вещи. Часто при взаимодействии с ряженым хозяева и зрители старались заполучить солому или кусок ткани с его костюма. Этот волшебный артефакт потом использовали в бытовой магии, подкладывая скотине или птице для удачного разведения и большего приплода.
Второй крупный тип обрядов после обходных — проводной — бытовал в основном в весенне-летний период. С участием ряженых проводились различные обряды выпроваживания, изгнания, символических похорон: «проводы весны», «проводы или похороны русалки», «изгнание змей». Как правило, в ходе подобных обрядов процессия участников «водила» ряженого персонажа или заменяющее его одноименное чучело. Само вождение часто сопровождалось созданием неимоверного шума и грохота, игрой на пищалках и свистульках, битьем посуды, стрельбой из ружей. Финалом становилось выпроваживание персонажа за пределы «своего», освоенного пространства. Герой проводов мог воплощать хтонические силы природы, прошедшие праздники, календарные сезоны. В этих отгонных и отпугивающих магических актах ряженые выступали изгоняющей силой или заменяли сам предмет изгнания.
Подводя итоги, ещё раз скажем, что ряжение подчиняется строгим ритуальным предписаниям, но благодаря своей игровой природе включает в себя свободу выражения, импровизацию. Уникальность его заключается в том, что, как восходящее к глубокой архаике явление, оно и сейчас живо именно в своей исходной форме — игровой и обрядовой. Оно даёт нам, потомкам, возможность вживую соприкоснуться с мифологическими представлениями предков, с этническим сакральным. Более того, оно вовлекает в этнический миф, в соучастие и передачу живой традиции от поколения к поколению.
Журнал "Родноверие" выпуск №14
Анна Панкратова
Список литературы:
- Славянские древности. Этнолингвистический словарь (Под ред. Н.И. Толстого), Виноградова Л. Н., Плотникова А. А., Т. 4, М., Международные отношения, 2009
- Ивлева Л. М. Ряженье в русской традиционной культуре. Петербург: Российский институт истории искусств, 1994
- Байбурин А.К. Ритуал: свое и чужое. Фольклор и этнография: Проблемы реконструкции фактов традиционной культуры. Л., 1990
- Лазарева Л. Н. История и теория праздников. Челяб. гос. акад. культуры и искусств. – Челябинск, 2010
- Плотникова А. А. Ряженые у южных славян. Живая Старина, 1995
- Флоренский П. А. Философия культа – М., Мысль, 2004
- Дугин А. Г. Костас Акселос: планетарные блуждания бытия. Геополитика.