Лесная тишина с легким шелестом листвы и цвирканьем птичек накрыла внезапно. Кит остановился, оглядел полянку, на которую вывели его солнечные грибы-лисички. Маленькая корзинка, врученная мамой, набита до отказа, а хитрушки все уводили от тропки в сторону.
– Ау, – осторожно проговорил Кит, продолжая шарить взглядом в поисках человеческих следов. Вокруг громоздились поломанные стволы деревьев с облезшей корой. Из-под ног выскользнул и зашуршал в высокой траве уж. Или нет? Привычных желтых точек мальчик не заметил. Мурашки поползли по спине. Предупреждала бабушка, а он сапоги не надел!
– Мама! – Он заорал так громко, что горло перехватило. Закашлялся, повернул назад и бросился туда, откуда только пришел. Напролом, стараясь не глядеть под ноги. Подвернулась, словно ножку подставила, валежина – он со всего размаху грохнулся лицом о кочку; вскочил, чувствуя, как саднит на щеке, в носу защекотало, потеплело, он зашмыгал, на куртку капнуло и расплылось красным пятнышком. Кровь… И никого, кто остановит… Вдруг он так изойдет насмерть, как бабушка пугала, когда ледышку из холодильника прикладывала? Екнуло в груди, стало растекаться по всему организму что-то тяжелое, липкое, в мозгу вспухло красным сигналом светофора: «Так и умру здесь»…
– Ааааааа! – само собой вырвалось из него. – Мамочка!
– Чего разорался? – Раздалось позади тихо. Насмешливо.
Ноги у Никиты подвернулись как-то вокруг оси, он шлепнулся задом в траву.
– Эх, мутант городской, – произнесла женщина, оказавшаяся перед ним. – В лесу совсем не ориентируешься, да? – Кит согласно кивнул, начиная понимать, что смотрит на нее выпученными от ужаса глазами, с раскрытым от изумления ртом. – Забирай корзинку, ты ее на полянке оставил. – Она протянула мальчику его ярко-оранжевую добычу, брошенную у последнего найденного грибочка. Тот покорно принял, подумал про незнакомку восторженно: «Ой, какая!»
На его взгляд она казалась пожилой женщиной лет двадцати пяти, каре-зеленоглазой, с улыбчивым загорелым лицом и аккуратно заплетенной толстой светлой косой. Высокая, в ярко-красной куртке и темных брюках, заправленных в маленькие золоченые сапожки.
Наверное, она угадала, что Кит любуется, потому что засмеялась колокольчатым смехом, взяла его за руку, потянула:
– Ты не бойся, – предупредила неожиданно ласковым голосом, и у мальчика в ответ потеплело внутри. – Пойдем-ка, я тебя чаем с медом напою, потом к вашей даче выведу. Тут недалеко.
– А мама? – Всполошился Никита.
– Мама твоя целое подосиновиковое царство нашла, ползает на корточках, собирает. Я ее только что видела, – успокоила обладательница золотых сапожек.
Кит представил маму с блестящими восторгом глазами, улыбнулся: похоже на нее! Вложил ладошку в твердую руку лесной тетеньки, зашагал следом, думая, откуда же она выскочила? Или он от ужаса не слышал шагов по хрустким веткам? Должно было трещать, а даже не щелкнуло ни разу.
Он думал, что домик кареглазой девушки угнездился в пригородном поселке, как их дача. Ну может, в глубине или на противоположном конце массива, оттого и не встречались. Обитель располагалась в густом осиннике. По нему тянулась единственная тропочка. Снаружи домик представлял собой маленькую бревенчатую избу. На коньке двускатной крыши сидел большой черный ворон. Завидев путников, птица распахнула крылья, показавшись Киту еще больше, и рявкнула что-то на своем языке. Мальчик дернулся в сторону. Златоножка улыбнулась ободряюще:
– Это мой страж и вестник. Он поздоровался с тобой.
Кит втянул голову под взглядом крупных, как вишни, глаз птицы.
– Он же черный…, как кошка… Значит, нехороший…
Женщина рассмеялась, открывая скрипнувшую тяжелую дверь:
– Кто тебе сказал такую чушь? Ворон у древних славян сопровождал сильного бога Сварога. А еще был проводником из мира мертвых в мир живых. Представляешь – мертвых оживлял! Проходи, садись туда, за стол, – махнула длиннопалой рукой в сторону круглого стола на гнутых ножках.
Кит послушно взобрался на удобно изогнутый стул, вцепился в сиденье. Посмотрел, как незнакомка щелкнула кнопкой чайника, достала баночку с темно-желтым содержимым и поджаристые слойки в хрустящем пакете из шкафчика, спросил на всякий случай:
– Вы не баба Яга?
Женщина оглянулась на него круглыми глазами, расхохоталась, аж слезы брызнули.
– Неужели похожа?
– Ну, – замялся Кит, краснея, от смущения замотал ногами под столом. – Сначала я правда так подумал. А после передумал. Баба Яга – она старая и страшная очень. А Вы еще не бабушка. И такая… красивая! Хотя в лесу живете, людей вокруг нету. Вы их съели?
Она усмехнулась:
– Китушка, это летняя избушка моего дедушки-пчеловода. Здесь недалеко есть огромные поля и липовая роща. От людей подальше дедушка строился, чтобы пчелки их не кусали. Они же не всех людей любят. И только тем, кто за ними ухаживает, мед дают. Дед в город уехал, а я его тут замещаю на время.
– А откуда знаете, как меня зовут? – Не успокаивался мальчик.
– Да что тут сложного! Мама твоя, пока грибы собирала, приговаривала: «Вот, Китушка, подосиновички, запоминай». А кто тут, кроме тебя может быть Китушкой? – Она улыбнулась, разлила по тонким чашкам с золочеными рисунками ароматный чай.
– Кстати, меня зовут Йогиня.
– Это потому что Вы йогой занимаетесь, да? – Блеснул эрудицией Никита.
Она снова рассмеялась. Никита тоже улыбнулся, осторожно придвинул к себе чашку с чаем, потянул носом. Пахло пряно, вкусно. Захотелось хлебнуть, но побоялся обжечься. Вздохнул. Принялся за мед: намазал на слойку, лизнул. Он тоже оказался душистым, мелкие комочки попадали в горло и сладко першили.
– И йогой тоже, – она поковыряла ложкой в баночке, отставила. – А ты знаешь, что такое йо-га? Га – значит продвижение, движение вперед. Так же, как но-га, Вол-га, книга. Нога идет, Волга течет, книга дает пищу мозгу. А йо- значит вверх, по пути доброй магии.
Никита ошарашенно уставился на Йогиню.
– Так Вы все же волшебница?! Я знал! – Он восторженно покрутил головой, стукнул кулаком по ладошке.
– Ну, мы все немножко волшебники. Ведь каждый человек – Бог. Мы – внуки Даждьбожьи. А я еще по специальности историк, изучаю жизнь Богов и людей.
– Йогиня, Йогиня, – Кит покатал слово на языке, прислушался. – Похоже на богиню и на… Ягиню. Ягу.
– Похоже, – легко согласилась она. – Только Я-га даже пишется совсем по-другому. Она – злая старуха, которая все силы души пустила во зло. И волосы у нее распущены, как антенны, ведущие под землю, в темный, лютый мир, и нос крючком – вниз, и подбородок туда же. Такая и впрямь в печи сожжет – не поморщится.
Мальчик поежился:
– А Вы…
Она потрепала его по макушке.
– Нет! Я деток на завтрак не ем! А также на обед и ужин тоже не стану. – Ее глаза улыбались. Она повернулась к окошку в смешных занавесочках с разноцветными клоунчиками на белом фоне – коса хлестнула по плечам, зигзагом молнии улеглась на спине. – Хочешь, расскажу тебе про древнюю Йогиню, в честь которой меня назвали?
Он смущенно втянул голову в плечи, пригладил волосы на голове. «Хорошая тетенька, наверное, была. Если, как эта…»
– Богиня что ли? – спросил и замер в ожидании.
– Чуть-чуть, – улыбнулась Йогиня. – Тогда все люди чувствовали себя немного Богами. Потому что они и впрямь считались потомками древних Богов. Это случилось в древнюю-предревнюю пору, когда над Землей кружили три луны, и звали их Леля, Фатта и Месяц, а сама Земля звалась Мидгард. Тогда жила-была в великом белом народе Йогиня.
– Стойте, стойте! – возопил мальчик. – А мы что, на другой планете что ли жили? Если три луны…
– Нет, просто две из них давным-давно погибли. Одна, Леля, что ближе к нам оказалась, была почти сплошь одна вода. Упала она – стало у нас меньше суши, смыло один из материков. И вторая погибла, Фатта. В ту пору здесь шли страшные войны злых и добрых богов. А Бог расов отстаивал у зла своих внуков.
– И Йогиня воевала? – ахнул Кит. – И оружие у нее было?
– Какое у нее оружие, кроме доброго слова? Хотя, как и все люди в те времена, Йогиня помогала главному Богу, который создал все живое на земле – Роду. И считалась очень красивой.
– Прямо как вы?! – ахнул Кит.
– Китушка, – серьезно заметила та, прямо как мама, когда хотела сделать замечание, но передумывала. В глазах ее прыгали чертики.– А ты маленький мастер комплиментов. Знаешь, да?
– Да, – почему-то смутился он и слегка покраснел. – А что она делала, помощница?
Йогиня-матушка В. Иванов– Ходила по земле, которую называли Мидгард, искала беспризорных малышей, о которых некому позаботиться. Собирала их и приносила к горе, за которой стоял храм Рода. Перед горой ребят парили в бане, чтобы смыть грязь, одевали во все чистое, кормили сытно. Потом от сытости засыпали детки. Тогда из горы выдвигалась огромная пластина. Примерно, как у компьютерного стола, только в сто раз больше. В ней оказывались две выемки – одна ближе к горе, другая намного дальше. В ближнюю клали спящих ребятишек и задвигали пластину внутрь горы, где поднималась прочная стена, отгораживая сирот от внешнего мира. Там их забирали жрецы, чтобы учить, делать их почти волшебниками. А в другое углубление, снаружи, накладывали хворост и поджигали.
– Зачем? – всполошился Никита.
– Прогоняли беды и невзгоды внешнего мира. Они, как болезни, привязчивы. И боятся только огня. Ты ведь знаешь выражение «бояться, как огня»? Отсюда оно и пошло, от огненного посвящения.
– Я тоже хочу стать волшебником, – мечтательно произнес Кит. – Чтобы… хоть собак понимать. А то у соседей Рекс всегда на меня лает. А чего лает, я не знаю.
Йогиня встала, прошлась по комнатке, принесла еще чаю. Они выпили молча. Никита понимал: пора домой. Но уж слишком уютно тикали на стене ходики. Много знала и интересно рассказывала новая знакомая. Вкусно, сладко-терпко пахло у нее травами и медом.
– Пойдем-ка, хлопчик, – ласково проговорила тетушка Йогиня, вскидывая брови и делая знак рукой. – Провожу тебя, как обещала.
А он почему-то подумал, что дорогу теперь знает сам. Тут и правда недалеко: прямо по тропке, потом будет сосновый бор, березняк, а оттуда уж дачные заборы видно. Откуда пришло знание – мальчик не понял, но оно появилось и осталось в голове, вроде карты, что просила рисовать учительница географии.
Красавица в золотых сапожках все же довела его до самой границы леса, к пустынному нынче озеру, где обычно в теплые дни плескалась дачная ребятня.
Он хотел сказать «спасибо» и напроситься еще в гости, обернулся, едва только она отпустила его ладонь из своей руки, но Йогиня пропала. И следов на траве оставалось ровно столько, сколько было бы, вернись он один. «Все-таки она колдунья, – подумал мальчик, пристально вглядываясь в трепещущие листвой березки и не замечая ничего постороннего. – Добрая».
Залаял соседский пес. Кит крикнул ему издали: «Ага! И тебе привет!», – удивляясь, что знает точно: тот здоровается.
– Китушка! – От поселка к нему бежала мама. – Сыночка, мы уж хотели искать тебя с собаками!
– Ты не волнуйся, мамочка, – тихо проговорил мальчик, целуя ее в подставленную щеку. – Я сначала заблудился, а потом нашелся. И теперь сам умею по лесу дороги находить. И много еще чего знаю. Я теперь… посвященный!
И подумал, что надо будет наведаться в заповедный домик. Ведь тропку туда он наверняка отыщет.
Работа занявшая второе место литературного конкурса.
«Женские образы в языческой славянской мифологии».
Людмила Лазарева