Отношение к мертвым в земледельческих культурах

Отношение к мертвым в земледельческих культурахПереход к земледелию в неолите сопровождался серьезной сменой идеологических конструктов, таких как модели времени и пространства (1), а также места и роли человека в мире. Одной из таких идеологических трансформаций стало отношение к покойникам и смерти в неолитических культурах.

Уже в эпоху верхнего палеолита появляются религиозные представления о посмертном существовании. Погребения, фиксируемые у неандертальцев, совершались по определенному ритуалу, наглядно демонстрируют, что будущая жизнь человека мыслилась продолжением его предсмертного существования. Помещение в могилу орудий и предметов, которыми пользовался умерший при жизни, а также пищи и лекарственных растений, служит доказательством существования представлений о загробном мире. Последний элемент, а именно лекарственные растения, возможно, указывают на то, что смерть воспринималась как болезнь.

Кроме того, есть предположение, что покойник воспринимался как угроза живым, об этом говорят и следы предполагаемого связывания мертвого, так и удаленность погребений от человеческого жилья. Косвенно об этом говорит и термин «упырь», обозначающий в русском языке блуждающего мертвеца и сосущего кровь у живых. Появление у славянских народов представлений о упырях Б.А. Рыбаков относит к доземледельческим временам.

Схожие представления мы видим и у кочевых народов. Монгольский обычай предписывал выбирать место погребения подальше от поселений, дорог и путей кочевников, его не принято разглашать, чтобы умерший покоился в мире. В погребальных комплексах скифо-сарматских кочевников Евразии присутствуют следы «обезвреживания покойника», такие как разрушения и частичного изъятия останков погребенного, пробивание черепа железными штырями и т.д., то есть действия, направленные на то, чтобы он не смог покинуть могилу и потревожить живых.

Да и сам обряд погребения покойника у кочевников сопровождался различными предписаниями, направленными на нейтрализацию угроз, исходящих от него. К примеру, у монголов до сегодняшнего дня, лицо умершего покрывают белым хадаком, согласно монгольской поговорке «при жизни скрывай интимные места, а в смерти - лицо». Запрещается не только смотреть на лицо усопшего, но и притрагиваться к телу, особенно к лицу. Притрагиваться к телу и готовить его к погребению мог только «яс баригч» - особый человек из близких родственников мужского пола, который родился с усопшим в один год. Другим мужчинам можно было прикасаться к телу только после того, как яс багич дотронется рукой до его ключицы. Женщинам же вообще запрещалось прибирать тело и участвовать в погребении. Очень аккуратно следует упоминать имена умерших, особенно при их родственниках. Обычно в таких случаях говорят «усопший».

Совсем иную картину мы видим уже в ранних поселениях земледельцев. Уже в донеолитической натуфийской культуре (2) погребения, расположены прямо среди домов, а очень часто и непосредственно под полом. Под полами чаще хоронили детей и подростков, а взрослых сородичей — между домами в специальных обмазанных глиной колоколовидных ямах. Большинство захоронений — вторичные. Видимо тела сначала выносили из поселения, помещая их во временные могилы или оставляя на открытом воздухе. После распада мягких тканей кости вновь вносили в поселение и предавали окончательному захоронению.
Погребального инвентаря в могилах практически нет. Обычны только средиземноморские раковины денталии, формой напоминающие клыки, возможно, они являлись распространенным элементом погребальной одежды. Но бедность погребального инвентаря отнюдь не говорит о равнодушии натуфийцев к своим усопшим. Внимание теперь сосредоточено не на заупокойных дарах и «откупе» ими от покойника, а на приближении умерших к живым. В эпоху палеолита дома смерти и дома жизни редко совпадали. И неандерталец, и кроманьонец, и кочевник в более позднее время, избегали жить рядом с их могилами. Теперь людьми овладевает совершенно иное представление — род должен быть связан воедино и топографически. Что было причиной изменения в представлениях мезолитических и протонеолитических охотников мы не знаем, но само это изменение выявляется совершенно наглядно.

Сходные представления мы видим и у современных племен, сохранивших традиционную культуру. Лушеи, племена, обитающие в Ассаме на северо-востоке Индии, основным видом хозяйствования которых является равнинное и подсечно-огневое земледелие, умершего, одетого в свои лучшие одежды с наступлением вечера кладут в могилу, вырытую рядом с домом (3). В старообрядческих поселениях Сибири так же фиксируется погребения возле домов (4). Если допустить, что старообрядческая культура в условиях изоляции на Урале и в Сибири архаизировалась, то вполне вероятно, что мы имеет и в этом случае возвращение неолитической символики.

У земледельцев, опасливое отношение к покойникам сохраняется лишь в отношении «чужих» (так называемых «нечистых» покойников - оборотней, колдунов, маньяков, отлученных от церкви и т.д.), и иногда своих, но умерших без надлежащего погребального ритуала (утопленников, погибшие на чужбине и т.д.). В последнем случае, опасливое отношение связано именно с прерыванием связи между живыми и мертвыми, утопленник или умерший на чужбине выпадает из единого семантического пространства рода.

Изменение отношения к покойникам в раннеземледельческих и земледельческих культурах так же связано с уподоблением человека зерну. Сам процесс земледелия подразумевает «смерть» и «захоронение» зерна в земле, с последующим его «воскрешением» (возрождением). Неслучайно, все известные нам культы умирающих и воскресающих божеств четко привязаны к вегетативному циклу. Египетский Осирис, фригийский Аттис, финикийский Адонис, вавилонский Таммуз и христианский Иисус воскресают весной.

Зерно, как известно, очень емкий символ смерти и воскресения, возрождения. Падая в землю, умирая и разлагаясь в ней, оно дает росток, колос и множество новых семян. Древние могли усмотреть в этом и индивидуальную победу над смертью и родовое ее преодоление. Человек умирает, но он оставляет потомков, род, которые после него будут жить на земле, и он, умерший, будет жить в них, как в колосе пшеницы живет то зернышко, из которого пророс колос. Собирая дикорастущие злаки, растирая их зерна в муку, выпекая хлебы и вкушая их, неолитические люди соединяли себя с «родом отцов своих», и их, «отцов», с собой, через стихию все принимающей и все возрождающей земли.

Символика зерна, хлеба прошла через всю историю религий и ярко проявилась в евангельской проповеди и в церкви. «Аз есмь хлеб жизни», «хлеб — плоть Моя», «хлеб Божий есть тот, который сходит с небес и дает жизнь миру» (5) — многократно повторял Иисус. В древнем Моисеевом законе специально подчеркивалось, что «не одним хлебом живет человек, но всяким исходящим из уст Господа живет человек» (6).
«Как пшеничное зерно ложится в землю, чтобы, взойдя, стократно умножиться ко времени жатвы, — объясняет современный богослов, — так и тело погребается, дабы осуществилась полнота человеческой жизни» (7). Тот же «неолитический» образ используется в современных религиях и на чисто аскетическом уровне: «Да будет сердце мое доброю для Тебя землею, приемлющею в себя доброе семя, и благодать Твоя да оросит меня росою вечной жизни» (8).

И особенно характерно, что в сфере заупокойного ритуала хлеб, как правило, заменяется прошедшими термическую обработку целыми зернами — кутия христианского отпевания, рисовые шарики заупокойных индуистских жертвоприношений, печеное зерно тантристского обряда (мудра). Посыпание зерном связано и с брачными церемониями и также символизирует рождение новой жизни.
В протонеолитическое и неолитическое время растительное зерно становится постоянным и общепринятым символом семени человеческого.

«Войдешь в гроб в зрелости, как укладываются снопы пшеницы в свое время» — слова эти из ветхозаветной книги Иова отражают очень древние и сильные символические образы. В Египте V тысячелетия до н.э. (культура Меримды) умерших погребали лицом к востоку, наполняя притом рот покойника зернами пшеницы. В Библе IV тысячелетия до н.э. почти все захоронения делались в сосудах для хранения зерна (пифосах). Традиция связывать зерно и умерших в своеобразной форме дошла до классической Греции, где в домах часто около домашнего очага врывались пифосы с пшеницей и ячменем. Они считались вместилищами душ умерших предков».

Мифосемантическая связь между покойниками и вегетативным циклом растений фиксируется во множестве земледельческих культур. Гиппократ сообщает нам, что именно благодаря духам умерших семена прорастают и дают почки, а автор «Геопоники» уверяет, что ветры (души умерших) вдыхают жизнь в растения и во все остальное. В Аравии последний сноп («Старика») сжинает сам хозяин поля; затем он закапывает его в могилу, молясь о том, чтобы «пшеница возродилась от смерти к жизни». Финны при севе закапывали в землю кости (которые они брали с кладбища и возвращали обратно после жатвы) или вещи какого-нибудь покойника. Если ни того, ни другого не достать, они довольствовались землей с кладбища или с перекрестка, через который проносили покойника. Немцы вместе с семенами разбрасывали по полю либо землю со свежей могилы, либо солому, на которой кто-нибудь умер.

Покойник для земледельцев становится посредником между живыми сородичами и духами растений, земли и плодородия. Его уже не отдаляют от мира живых, как это было в культурах охотников и кочевников, а наоборот хоронят рядом с жилищем или вообще под полом дома. Могилы предков были максимально приближены к живым, стали частью мира живых. Потомки должны были зачинаться и рождаться буквально «на костях» праотцов, захоронения часто находят под теми глинобитными скамьями неолитических домов, на которых сидели и спали живые.

То есть, желание жить рядом с местом погребения предков и было основным движущим фактором перехода к оседлому образу жизни. Не земледелие привело к оседлости как утверждалось ранее, а оседлый образ жизни привел к развитию земледелия. Оседлость явилась не следствием смены хозяйственных форм и утилитарно-бытовых нужд, а продуктом новой религиозной парадигмы, суть которой создание единого семантического поля между живыми, мертвыми и землей, в которой они покоятся (род, родичи, Родина).

Погребение умерших рядом с жилищем или вообще под полом домов, должно было связать воедино живых и мертвых. Могилы предков, нужно было максимально приблизить к живым, сделать частью мира живых. Кочевой образ жизни, характерный для палеолита, вступал в столкновение с новыми религиозными ценностями. Если могилы предков должны быть как можно ближе к дому, тогда или дом должен быть недвижим или кости переноситься с места на место. И поэтому единственное, что оставалось человеку протонеолита — это осесть на землю. Новый строй жизни был труден и непривычен, но тот духовный переворот, который произошел в сознании людей около 12 тысяч лет назад, требовал выбора — или пренебречь родом, общностью с предками ради более сытой и удобной бродячей жизни, или связать себя навсегда с могилами предков нерасторжимыми узами единства земли. А хлеб, созданный из растущих из земли зерен, осмысливался как часть тела предков, вкушение которого доводило эту связь до наивысшей точки религиозного напряжения.

Д.В. Пикалов
кандидат исторических наук

  1. Пикалов Д.В. Модель времени неолитического человека. Социально-гуманитарные знания - М.: Минобрнауки. - 2010. - № 7
  2. Археологическая культура мезолита, известная в науке как натуфийская, существовала на территории Леванта около 12 500-9 500 лет до н. э. Среди основных занятий натуфийцев были охота, рыболовство и сбор зерна дикорастущих злаков, для чего ими создавались специальные жатвенные ножи и строились зернохранилища. Натуфийцы были предшественниками первых земледельческих культур региона, некоторые исследователи полагают, что переход от собирательства к возделыванию злаков первыми в мире совершили сами натуфийцы.
  3. Геннен А. Обряды перехода. - М., 1999. - С. 147.
  4. Самигулов Г.Х. К вопросу о погребальном обряде русских Урала и Сибири XVIII века.
  5. Библия. - М., 2006. - С. 233, 251, 256.
  6. Там же. - С. 48.
  7. Янарас Х. Вера церкви.
  8. Пестов Н.Е. Современная практика православного благочестия.