Рассматриваются практики использования дороги в народной лечебной магии. Анализируются заговоры и другие фольклорные сведения с территорий белорусского и украинского Полесья и сопредельных земель, территорий Псковской, Новгородской, Смоленской губерний и частично Русского Севера. В ходе исследования в ритуальной практике выделено использование дороги или перекрестка для «относа» болезни, для молитвы, для сбора необычных предметов для лечения и для «чудесного» нахождения магических текстов, для выкупа здоровья за угощение и для утилизации воды или песка, использованного в обряде очищения. Удалось установить, что манипуляции с дорогой в большом количестве случаев — это игра со словами и символами внутри текста заговора.
Дорога играла огромную роль не только в историях путешественников, но и в жизни обычных людей, проживавших как вблизи крупных трактов, так и около рядовых дорог, соединявших соседние поселения. Наряду с элементами ландшафта (реками, холмами, низинами, лесами, болотами) местное население наделяло дорогу в устном творчестве особыми свойствами. Дорога относилась к числу маргинальных зон, воспринималась, как пространство за пределами обжитой территории.
В тех аспектах, которые касаются антропологии дороги, источников по повседневной жизни местного населения русско-белорусского пограничья гораздо меньше, чем сочинений путешествующих иностранцев. Тем не менее, определенные данные можно получить в результате комплексного анализа местного фольклора: от текстов, дошедших до нас в архивных записях XVII—XVIII вв., до экспедиционных этнографических материалов XIX—XX вв.
Под районами русско-белорусского пограничья подразумевается зона белорусского и украинского Полесья и прилегающие земли, территории Псковской, Новгородской, Смоленской губерний и частично Русский Север. Столь широкая трактовка обусловлена единством фольклорного наследия обозначенных групп территорий, взаимодополняемостью собранного в этих зонах материала. Так заговоры, письменно зафиксированные в Олонецком сборнике XVII в. находят параллели в позднем фольклорном наследии Псковщины, Смоленщины, Могилевщины, Витебщины. Немногочисленные этнографические материалы, собранные в Псковской губернии, удачно дополняются обширными сведениями по Новгородской губернии из материалов Бюро князя Тенишева, во многом характерными для Северо-Запада в целом.
Несомненным допущением, сделанным нами в процессе анализа материалов, является экстраполяция поздних реалий на эпоху Олонецкого сборника. Несмотря на общий архаизм явления, корпус текстов формировался постепенно видоизменялся под влиянием новых реалий. При этом его архаичная основа оставалась неизменной, что позволяет с определенными оговорками использовать весь массив фольклорных источников для изучения дорожной повседневности позднего средневековья — раннего Нового времени.
Фольклористы уже обращались к данной тематике. Ряд наблюдений о дорожной магии сделала Т.Б. Щепанская в монографии «Культура дороги в русской мифоритуальной традиции XIX—XX вв.», посвященной комплексу представлений и практик, связанных с передвижениями, на материале Русского Севера, Северо-Запада, Поволжья, ряда южно- и западнорусских областей и Западной Сибири. В рамках жанров, связанных со сборами и проводами в дорогу и с самой дорогой, автор рассмотрела, в том числе, приметы, поверья о первой встрече, заговоры «в путь», охранительные молитвы и заговоры [1, с. 33]. Значительное количество примеров лечебных манипуляций с дорогой обобщены в монографии Т.А. Агапкиной «Восточнославянские лечебные заговоры в сравнительном освещении». Автор проанализировала сюжетное разнообразие формул вербальной лечебной магии в широком культурном контексте и образ мира восточных славян, выстраивающийся на основе обобщённых материалов [2].
В текстах дорожных заговоров, заговоров от лихих людей и от болезней прослеживается тема связи опасностей и болезней с проходящими поблизости трактами или водными артериями. Болезнь в заговорах персонифицируется как странник или странница, обладающая вредоносной силой. Эти воззрения, в целом, не были лишены рационального зерна, так как отражали основные механизмы распространения моровых поветрий. Для противодействия эпидемиям предпринимались действия, как практического, так и символического характера.
Так, в Волынской губернии в период эпидемии холеры очевидцы уверяли, что видели «нарядную панну у перекрестка дорог», причем ей даже не надо было заходить в селения — она навевала болезнь взмахом платка. Местные жители спасались в эпидемию тем, что, возвращаясь с дальних угодий или из других сел проходили через разведенный огонь на распаханной пограничной полосе. То есть использовали и прием перепахивания дороги, и обряд очищения огнем [3, с. 402-403].
В вербальной магии болезням пытались заговорить, запретить дорогу в жилые места, проклиная и отсылая недуги «на сыр бор, серое болото крышиця, корчавое пянёвъя, непотребное», «вам идты на мха, на темные луга, на густые очерета, на сухие лиса», манифестируя: «забудзъця дорогу на святую Русъ» [2, с. 560; 4, с. 89-91]. Тем же способом отсылают в непрохожие места и сглаз — «уроки» на Гомельщине: «идзице вы урокi, на мхи, на балоты, на гнiлыя калоды, там вам гуляць красовацца» [5, с. 861, 862].
Т.Б. Щепанская отмечает, что можно было не только избавиться от болезни в дороге, но и по неосторожности получить её. К таким случаям относят «урёки» («сглаз, призеры, прикосы, ураз, осуд, оговор, приговор, озев, озевыши, озеп, озек, озык» — неясное недомогание в пути из-за негативного магического воздействия: дурного глаза, слова и т. д.), а также «килу» (нарыв, который возникает от сглаза) [1, с. 164, 167]. Частично уберечься от этого можно было, выбирая благоприятный час и минуту для начала путешествия. Если это умение было недоступно, можно было трижды произнести «тпру-килу», выходя из дома [6, с. 49]. По поверьям крестьян Новгородской губернии, несчастье в дороге было гарантировано, если навстречу попадется поп, перебежит дорогу кошка или заяц. Смягчить действие приметы можно было, отплюнув в сторону встречного или бросив булавку [7, с. 198].
В Ветковском районе Гомельщины бытовали верования о заболеваниях, опасность которых несло нарушение добрососедских отношений с особыми духами — «доброхожими» или «невидимцами». Опасно было на дороге по незнанию наступить на след невидимца, перейти ему дорогу или помочиться на то же место. Если у кого-либо начиналось недомогание неясного происхождения, необходимо было идти к источнику просить у невидимцев прощения и оговаривать условия выкупа. В рассказе, записанном в д. Неглюбка, в качестве выкупа были приняты хлеб-соль в белой тряпице [5, c. 848].
Опасным временем, когда на жениха и невесту могли навести порчу, считались переход из церкви в дом и переезд молодой в дом жениха. Чтобы обезопасить здоровье и благополучие молодых в Новгородской губернии в первом случае «переметали дорогу» веником перед идущими, а во втором — останавливались и крестились у каждой развилки и отвода дороги [7, с. 500-501].
В целом, в лечебной магии русско-белорусского пограничья можно выделить несколько видов манипуляций с дорогой. Некоторые включают реальные действия, некоторые — только их словесные, символические описания.
Дорога как локация, символизирующая пограничное пространство, где возможны магические воздействия и встречи с могущественными силами, регулярно фигурирует в зачинах общеславянских заговоров. Особенно распространен мотив: «Выстану благословесь, пойду перекрестесь, выду в цисто полё, пойду по пути по дороги» (в данном случае — в заговоре от зубной боли, записанном в Пудожском уезде [8, с. 244]). Он встречается и в варианте «Сяду, раб, благаславясь, пайду, перекрестясь, с дверей в двери, по пути-дороги» (в качестве примера приведем цитату из заговора от «исполоха» у ребенка, записанного в Гдовском районе Псковской области [9, с. 220-224]). При этом в славянской магии существуют примеры, показывающие, что стереотипная фраза из зачина могла быть отражением реального действия. Т.А. Агапкина приводит сюжет, в котором поляки в округе Кельц лечили у особого огромного «дуба-доктора» разнообразные недуги. Выходить к дубу следовало «до восхода солнца, по дороге, не здороваясь и не разговаривая ни с кем» [2, с. 455].
По наблюдениям Т.Б. Щепанской, описание ухода, выхода в путь в заговорах соответствовало кризисной ситуации, на разрешение которой направлен заговор и само символическое путешествие. Она воспринималась, как «перерыв, а не продолжение повседневного порядка вещей, с чем связана и ее повышенная ритуализация» [1, с. 57].
В заговорах на дороге оказывались чудесные объекты, с которыми излечение болезни связывалось через магию прямого или обратного подобия. Именно на дороге герой «находил» необходимый для заговаривания «смулевой пень» в заговоре от родимца в Пудожском уезде, «яслятку» со сломанной ногой в заговоре от вывиха, по дороге герой двигался «ко злаченому Сионскому морю», в котором «лежит камень Латырь» [10, с. 228, 486; 11, с. 373-374; 12, с. 13].
Дорога представала и как место встречи с чудесными целителями, сакральными покровителями или самой персонификацией болезни. Так, в ряде заговоров описывается встреча двух и более сакральных персонажей, один из которых манифестирует намерение идти излечить пациента от того или иного недуга, а второй — более высокий по рангу — выказывает одобрение и дает благословение [8, c. 166; 2, с. 443-444; 5, c. 862]. Например, в Гомельском заговоре встречаются «Пётр, Паула, Ілля» и «Прачыстая Маці» [5, c. 887]. На дорогу герой заговора выходил в надежде встретить, например, «трех жен-мироносиц», которые исцелят ребенка. На дороге встречался чудесный «всадник в белом» (св. Георгий или безымянный персонаж) или «Кузьма-Демьян», которые сами или с помощью собак «заберут» бельмо [2, с. 443], «человек в красном», который «сожжет» рожистое воспаление [10, с. 193], «дед в черном», который срубит черный дуб и избавит от эпилепсии («черной хворобы») [5, с. 888-889; 10, с. 251-252], на дороге нужно было выкликать «правильного (sic!) Лазаря», чтобы забрал боль [11, № 470, с. 378]. В других случаях по тексту сакральный герой встречал в дороге вредоносных персонажей — лихорадок, трясовиц [2, с. 537], «иродских дочерей», «идоловых», змеиных дочек, демонов, стрелиц, баб или девиц, наводящих горячку, килу, прострелы, грыжи и запрещал им идти и нести болезнь. Таков, например, сюжет распространенного лечебного текста, известного, как Сисиниева легенда, и его производных [8, с. 220-221; 10, c. 294-303]. В заговоре из Гомельщины три «некрещенных, немоленых, неблагословленных» мужа идут «отмовлять кровь», но встреченный ими «крещеный, моленый, благословленный Господ» противодействует им и сам идет «замовлять кровь» [10, c. 177-178; 13, № 508, с. 161], на Гомельщине же подобный мотив использован в заговоре от запора [13, №1266, с. 365; 5, с. 981, 986].
Упоминаемая в магических текстах дорога являлась местом, на котором можно ослабить, замучить болезнь: в заговорах упоминалось таскание по дороге «рожи» (рожистого воспаления), в результате которого одна болезнь «сохла, друга вяла, треця закамэнела» [2, с. 416; 10, № 315, с. 191]. «Ляк» (болезнь от сглаза) и «жах» (детское недомогание от испуга) в заговорах также отправляли ходить «по крутым горам, по роскошным дорогам», от чего тело недуга становилось трухлявым, голова восковой, а ноги конопляными, и он терял силу [10, c. 99-100, 129]. «По дороге» в заговоре из Гомельщины можно было унести детские болезни («дзетинство», «родимчик» — припадки) к Господу и попросить их забрать [10, c. 60].
Дорога выступала как один из значимых образов в заговорах от кровотечения. Например, в тексте из Олонецкого сборника XVII века: «Стар муж идет дорогой; утрись, стар муж, уймис(ь), кров(ь) человеческая» [8, с. 99]. Заговор стойко бытовал в устной традиции Новгородчины и Полесья. В устных аналогах этого заговора: «По цистому полю, по шырокой дороги бижыт конь карь, на ём сидит седок стар. Ты, руда, стань» [8, с. 256; 11, c. 374]. В этих заговорах подчеркивалась символическая связь течения крови с движением по дороге, а остановка крови увязывалась с остановкой персонажа заговора.
С дорогой были связаны некоторые практики лечения с помощью «относа». На убывающую луну заговаривали бородавки, касаясь их подобранной на дороге палочкой, которую затем вновь выносили на дорогу. Считалось, что, если кто-нибудь подберет её, бородавки «уйдут» к новому владельцу [8, c. 425]. От ломоты брали на дороге какую-либо косточку и хорошо терли ею больное место, затем относили косточку на то же самое место и укладывали в ту же позицию [15, с. 149].
В различных районах Гомельской области, чтобы избавиться от бородавок, завязывали узлы на суровой нитке при лунном свете. Нитку с узлами уносили затем на перекресток дорог [5, c. 938]. Дорога воспринималась, как движущаяся стихия, которая сама унесет выброшенное на неё несчастье.
Чтобы избавиться от лихорадки («шыхли»), на Брестщине собирали узёлок с монетками и мелочами и клали на перекрестке дорог, приговаривая: «Бабукина Ивёрыха, на тобе доброго гостынця, дай мни доброго здороуя». Если кто-то забирал вещи из узелка, здоровье возвращалось [10, c. 302].
Относ делался не только на сухопутную дорогу, но и на бегущую воду. В Усвятском районе Псковской области (д. Шмыри) зафиксирован обряд, к которому прибегали, если заговоры не работают: «Т.Н.Глушнева поставила И.Паину у окна и измерила ее, отмечая каждый обмер узелком… После обмера Т.Н. скатала нитку, отрезала немного волос с головы заговариваемой, кусочек ногтя с руки, взяла корку хлеба и все вместе — нитяной катышек, волосы, обрезок ногтя, хлеб — завернула в бумагу и перевязала ниткой. Сверток оставила у себя, сказав, что утром на заре пойдет к речке, нашепчет над ним молитву и бросит в воду» [16, с. 263].
Особое место в лечебной магии занимают перекрестки. В Житомирской области новорожденного младенца выносили заговаривать на перекресток («роздорогы») от бессонницы, обращаясь к безымянным силам дорог и суля им приглашение на будущую свадьбу за помощь [10, с. 49]. На расходящихся дорогах слабых детей заговаривали «от сухоты» с помощью «високосного месяца», причем магическая формула звучала довольно жестоко: «Дай тела на кости, а як нет — то прыми». Со сходным заговором больных туберкулезом носили к придорожным крестам и могилам: «А не дашь тела на кости, прими по своей милости» [10, с. 80-81].
На перекрестке проводился рискованный ритуал облегчения тяжелого течения болезни, зафиксированный в Пинском районе Брестской области: на пересечении дорог зарывали отстриженную прядь волос больного с приговором: «Кладу косы в сырую, холодную, немую, глухую зэмлю, коб вун одубив, онэмив, охолов». Тем самым прядь волос отождествлялась с болезнью, проводились ее ритуальные похороны [10, с. 353-354], однако, важно было не похоронить после этого и самого больного и избежать обвинения в смертельной порче.
Еще одним способом избавления от горячечного состояния был выкуп — нужно было сварить яйцо и отнести на перекресток дорог, приговаривая слова об угощении для 77 сестер-лихорадок. Этот ритуал был известен в Брестской области, а в его украинском варианте к угощению добавлялось 77 зернышек пшена, а к обрядовой части — оборачивание мизинца больного плёнкой от приносимого на перекресток яйца [10, с. 304- 305].
На дорогу также выносили воду после украинского ритуала от лихорадки, происходящей «от ляка». Вначале необходимо было перекреститься и прочесть длинный заговор — «молитву». В ходе чтения по лицу, груди и животу нужно было трижды обвести сырым яйцом. После этого на голову больному ставили стакан воды и разбивали в него яйцо. Если в стакане показывалось нечто страшное — это и была наведенная колдовством болезнь. Воду с разбитым яйцом выливали на дорогу [10, с. 102]. Так же поступали и с водой после обмывания больной коровы [10, с. 494-495; 13, № 102, 185, 200]. На Гомельщине яйцом или шариком, скатанным из хлеба, «выкатывали» сглаз («уроки», «ляк») из тела, а вареной галушкой — лечили «сухоты» у детей. Хлеб или галушку затем отдавали собаке [5, с. 861, 862, 897-898].
В Полесье бытовало суеверие, что встреча двух новорожденных на руках у матерей и особенно отцов сулит смерть одному из детей, поскольку его непременно сглазят («зносят») родители другого. Чтобы избежать беды, использовался целый набор приговоров: «Мисяц и сонцэ двоэ, Дзетки, жывйце абоэ. Што думаюць матке, хай маткам, Што думаюць дзетки, хай дзёткам», «Сонечка и месячка двое, жывице дзетки абое» и т.д. Использовались и ритуалы с «умыванием» ребенка песком после «зноса» и высыпанием этого песка на место вредоносной встречи [5, c. 899; 10, с. 83-93]. Сходным способом лечили заболевших от сглаза коров — обтирали освященной солью и высыпали соль на перекресток дорог [5, с. 861, 972-973].
Крикливого и капризного ребенка мать могла заподозрить в том, что он «подменыш». Тогда с ним проводился ритуал: ребенка молча стегали освященной веточкой вербы, затем произносили формулу «Хай твое крычыть, моё мовчить». Предполагалось, что демонические силы услышат крик своего ребенка и заберут его, снова незаметно заменив его материнским сыном. Прутик выносили на дорогу и осторожно выбрасывали. Считалось, что, если нечаянно перекинуть прут через дорогу, ребенок умрет [10, c. 51].
Перекресток «четыре дороги» упоминался и в заговоре от тоски из сборника I трети XVIII в. с множеством владельческих надписей из собрания Российской национальной библиотеки, как место, пригодное для результативной молитвы с просьбой о помощи и заступничестве [8, с. 445]. Нередко особое значение имеет ориентация дорог по сторонам света, например, как в заговорах на благополучие и здоровье животных [8, с. 445, 511].
В редких случаях вместо того, чтобы выносить что-то на дорогу, с дороги приносили домой необычные целебные предметы — средства от «зноса», детского сглаза. Среди них: трава, свисающая в старый заброшенный колодец, соломинки, упавшие на дорогу крест-накрест («хрэшчыкі»). Принеся домой, их запаривали кипятком и купали заболевших детей [5, c. 899]. Лечебным средством от зубной боли считались щепки, отколотые от дерева молнией. В материалах этнографического бюро князя Тенишева по Новгородской губернии есть рассказ о предприимчивой старухе из деревни Попадьина, которая набрала целый воз щепок от разбитых грозой телефонных столбов вдоль большой дороги [7, с. 413].
Дорога проявляла себя и как источник чудесного появления «волшебных текстов». Так, помогающий от болезней и невзгод текст «Сон Богородицы», согласно допросу иеродиакона Варлаама из новгородского Антониева монастыря, был найден им «на дороге… от монастырской конюшни к монастырю» [17, c. 188]. «Сон Богородицы», найденный при обыске у стрелецкой жены Катерины, происходил по словам обвиняемой от «неведомо какого человека», с которым ее муж «сшелся на дороге» к Соловецким чудотворцам. Этот текст был известен в России, по крайней мере, с начала XVII в. и уже в это время был внесен в Индексы ложных книг [8, с. 416-417].
Отчасти с дорогой можно связать и одну из религиозно-суеверных практик лечения: «подход под образа». По данным этнографического бюро князя Тенишева, крестьяне на Северо-Западе России, встретив на дороге крестный ход, старались низко поклониться и оставаться в этом положении, пока мимо несут иконы и хоругви. Считалось, что подход под образа давал особое благословение и лечил все болезни вплоть до одержимости. При этом именно одержимых подвести под образа было особенно трудно, так как их демоны «сопротивлялись изгнанию» [7, c. 45-46]. Серьезное недомогание у ребенка также можно было выкупить, пообещав отправить его в путь в далекое богомолье, когда он вырастет [7, c. 424-425].
С определенными оговорками можно сказать, что символическим началом дороги, тождественным ей по признаку «пространства границы» и «точки перехода», выступал порог дома.
На пороге совершался ряд манипуляций по избавлению от недугов: от крика ребенка символически секли на пороге девятью вытянутыми из веника розгами, сопровождая действия «прямым счетом с отрицанием»: «не один, не два, не три…». Затем использованные прутики рубили на пороге топором, выносили на дорогу и приказывали: «Откуль крик пришоу, шоб туды назад пошоу» [10, с. 76]. То же делали, завязывая узлы под «счет с отрицанием» от бородавок [2, с. 155].
Для излечения «спиралицы» (сколиоза, который возникал от сглаза) «баба-ворожея» в д. Марьино Новоржевского уезда Псковской губернии садилась на порог закрытой двери и, положив ребенка к себе на колени, с заговором (со «стишком») водила ножом и куриным крылом крест-накрест его по спине и груди. Затем дверь открывали, и ребенок должен был плюнуть за дверь — так делали трижды.
В Пустошкинском уезде Псковской губернии сходным способом исцеляли радикулит («утин»): «кладут человека на порог, берут топор и веник, «рубят» по спине топором и трижды приговаривают:
— Што ты делаешь?
— А утин рублю.
— Руби, руби харашенька, штоб ево век не было!»
Все действие повторяется трижды в утреннее и вечернее время («по зарям»), и «утин уходит» [18, с. 9]. Аналогичный обряд с подобным приговором «от утюна» практиковали на Новгородчине: человек ложился на порог головой в дом, ногами «откуда пришел», на его спине «тихонечко» секли топором полено или «голик» (веник) [11, c. 377, 494].
Место входа в дом старались обезопасить от проникновения вредоносных сил с «территории дороги»: по поверьям Новоржевского уезда Псковской губернии, над дверью со стороны улицы нужно было воткнуть крест-накрест две заговоренные иглы [18, с. 1].
Подводя итоги, следует оценить место дороги в лечебной магической практике местного населения русско-белорусского пограничья как значимое. При этом манипуляции с дорогой в большом количестве случаев — это игра со словами и символами внутри текста заговора. В ритуальной практике можно выделить использование порога как «пространства границы» для борьбы с болезнью, её изгнания и запирания ей входа, использование дороги или перекрестка для «относа» болезни в виде какого-то предмета, для молитвы в сакральный час об избавлении от болезни или о смерти, для сбора необычных предметов для лечения и «чудесного» нахождения магических текстов, для выкупа здоровья за угощение и для утилизации воды или песка, использованного в обряде очищения.
Ю.В. Колпакова
кандидат исторических наук
- Щепанская Т.Б. Культура дороги в русской мифоритуальной традиции XIX—XX вв. М., 2003. 528 с.
- Агапкина Т.А. Восточнославянские лечебные заговоры в сравнительном освещении: Сюжетика и образ мира. М., 2010. 824 с.
- Народная медицина, заговоры и бытовая магия Волынской губернии (по материалам М.Ф. Кривошапкина из архива РГО). Публикация и комментарии Т.А. Агапкиной // Славянские архаические ареалы в пространстве Европы. Колл. монография / Отв. ред. С.М.Толстая. М.: «Индрик», 2019. С. 385-416.
- Афанасьев А.Н. Поэтические воззрения славян на природу: опыт сравнительного изучения славянских преданий и верований, в связи с мифологическими сказаниями других родственных народов. Т. 3. М., 1869. 842 с.
- Традыцыйная мастацкая культура беларусаў. У 6 т. Т. 6. Гомельскае Палессе і Падняпроўе. У 2 кн. Кн. 2. Мінск: Выш. шк., 2013. 1231 с.
- Традиционная русская магия в записях конца XX века. / Сост. С.Адоньева и О.Овчинникова. СПб., 1993. 175 с.
- Русские крестьяне. Жизнь. Быт. Нравы: материалы «Этнографического бюро» князя В.Н.Тенишева. Т. 7: Новгородская губерния. Часть 2. Череповецкий уезд. СПб, 2009. 592 с.
- Русские заговоры из рукописных источников ХVII — первой половины ХIХ в. / Составление, подготовка текстов, статьи и комментарии А.Л.Топоркова. М., 2010. 832 с.: илл.
- Народная традиционная культура Псковской области: Обзор экспедиционных материалов из научных фондов Фольклорно-этнографического центра. / Е.А.Валевская [и др.]; Авт.-сост., науч. ред. А.М.Мехнецов. В 2 т. Т. 1. Псков, 2002. 688 с., илл., нот.
- Полесские заговоры (в записях 1970—1990-х гг.) / Сост., подгот. текстов и коммент. Т.А.Агапкиной и др. М., 2003. 752 с.
- Традиционный фольклор Новгородской области. Сказки. Легенды. Предания. Былички. Заговоры (по записям 1963—1999 г.) / Изд. подгот. М.Н.Власова, В.И.Жекулина. СПб., 2001. 544 с.
- Магия слова. Заговор. По материалам фольклорного архива Новгородского государственного университета» / Авт.-сост. О.С.Бердяева. Великий Новгород: НовГУ им. Ярослава Мудрого, 2006. 99 с.
- Замовы / Уклад., сістэм. тэкстаў, уступ. арт. i камент. Г.А.Барташэвіч. Мн., 1992. 597 с.
- Традыцыйная мастацкая культура беларусаў / Iдэя i агул. рэд.е Т.Б.Варфаламеевай. Т. 1. Магiлёўскае Падняпроўе. Мiнск: Беларуская навука, 2001. 797 с.
- Щуров И. Знахарство на Руси. Чтения в императорском обществе истории и древностей российских. Кн. 4. Отд. V. М., 1867. 645 с.
- Разумовская Е.Н. Современная заговорная традиция некоторых районов Северо-Запада: (По полевым материалам 1973—1988 гг.) // Русский фольклор: Межэтнические фольклорные связи. СПб., 1993. Т. 27. С. 257-273.
- Михайлова Т.В. «Волшебные книшки» и «суеверные писма»: заговоры в составе колдовских дел // Studia Ethnologica: Труды Факультета этнологии. СПб., 2004. Вып. 2. С. 174-200.
- Традиция лечения заговорами. Материалы экспедиций по Псковской области 1998—99 гг. из архива фольклорно-этнографического центра // Объекты нематериального культурного наследия (ОНКН) Псковской области. Изд. 5. 10 с.