Одной из существенных характеристик современной культуры является наличие в ней мифов. Они заявляют о себе в философии, психологии, литературе, художественном творчестве вопреки распространенному заблуждению, будто потребность в мифотворчестве была только в древнем обществе с его коллективной психологией. Как отмечал К.Г. Юнг, «…мифы – в первую очередь психические явления, выражающие глубинную суть души» (1).
Как изображение образа бытия в мире, мифотворчество имеет начало в особой потребности в смысле, соединяющем и направляющем эмоционально-чувственный, волевой пласт души в направлении утверждения практической возможности существования (2). Эти образы бытия – архетипы, являясь универсальными врожденными элементами коллективного бессознательного, обеспечивают смысловой потенциал культуры вообще и любого эпоса в частности (3).
Исследование архетипов, находящихся в основании восточнославянского эпоса, является чрезвычайно актуальным еще и ввиду того, что степень их разработанности в отечественной философии не столь значительна, как того требует тема. Среди разработок последних лет можно указать на осмысление современного неомифологического сознания (Л.А. Мирская) (4) и характеристику мифологического хронотопа и поведения orientatio (М.Е. Надирова) (5).
Цель данной статьи – показать архетипическую структуру восточнославянского эпоса (на примере былин и повестей Древней Руси) и выявить его основные мифологические мотивы. Архетипический анализ позволяет раскрыть смысл древнеславянского эпоса и те символические формы, которые задает коллективное содержание индивидуальному сознанию не только древних, но и современных народов России: честь, вера, милосердие, любовь, патриотизм. При помощи архетипического образа связываются сфера сознания и бессознательного, в человеке реализуется индивидуально-личностное начало – самость, проецируемая на отношения человека с внешним миром.
Древнеславянская литература восточных славян представлена разными жанрами и формами архаического эпоса, начиная с летописей, житий, повестей (в основном датированных периодом XI-XII вв.), заканчивая былинами и сказками. Такие древние произведения, как «Повесть временных лет», «Повесть об убиении Андрея Боголюбского», «Слово о полку Игореве» и др., дают представление о том, как зарождались первые славянские общества и государства, как формировалась культура на огромных территориях Европы и Азии. Летописи также заложили основу для будущего исторической науки. Былины же в свою очередь отражают нравы, духовные и религиозные ценности своего времени, а также мифологическое переложение некоторых реальных исторических событий.
Коллективную природу эпоса на примере произведений Древней Руси подчеркивает Дмитрий Лихачев, филолог и переводчик многих древних текстов: «Когда мы говорим об анонимности большинства древнерусских произведений, мы представляем автора забытым или сознательно скрывшимся от читателя. На самом деле автор ощущал себя выразителем многих людей и продолжателем давних традиций. Они, в сущности, участники хора, имена которых не объявляются слушателям» (6).
Мифологические мотивы древних славян являются отражением проживаемого опыта, бессознательного психического содержания. Как замечает Юнг: «Коллективное бессознательное как сохраняемый человеческим опытом репозиторий и в то же время само предварительное условие этого опыта есть образ мира, который сформировался еще в незапамятные времена. В этом образе с течением времени выкристаллизовались определенные черты, так называемые архетипы, или доминанты. Это господствующие силы, боги, образы доминирующих законов, регулярно повторяющихся событий и принципы общих закономерностей, которым подчиняется последовательность образов, все вновь и вновь переживаемых душой» (7).
Специфика мифологической реальности – это существование в едином целом внутреннего и внешнего миров, неотделимость реальности исторической и религиозно-мифологической. Здесь также присутствует представление о некоем первовремени, мифологическом прошлом, в древнеславянских текстах, в частности, также встречаются отсылки к событиям Ветхого и Нового Заветов. Таким образом, авторы этих текстов воссоздают вневременное пространство, где прошлое не просто то, что было когда-то, а то, что актуально сейчас, что формирует настоящее и будущее. Древнерусские представления о времени исключали самого человека из восприятия времени. Прошлое находится впереди любого причинно-следственного ряда, настоящее и будущее – в конце его, позади. «Передние князья» – это давние, первые князья. «Задние» события – последние, заключающие причинно-следственный ряд, близкие к нам. Поэтому «переднее», т.е. прошлое, было и самым важным, как начало событийного ряда, как его объяснение, причина. Откуда пошла Русская земля – вот что интересует летописца в первую очередь (8).
Литература Древней Руси XI-XII вв. проникнута глубоким историзмом, большинство героев произведений – реальные лица – князья, святые, половецкие ханы и пр. Основные темы, которые развиваются в словах, житиях, патерниках, молениях, летописях, – это актуальные проблемы своего времени, такие как набеги половцев, княжеские междоусобицы, морально-этические и религиозные темы и др. Объединяют их переживания за судьбы своего Отечества, патриотические представления о Русской земле, о едином историческом пространстве. На первый план здесь выходит архетипический образ Родины как сакрального пространства, теменос, или то, что в аналитической психологии олицетворяет психически заряженную область, не доступную сознанию и охраняемую эго.
В некоторых произведениях Древней Руси просматривается архетипический образ героя, формирование которого происходит в результате трепетного чувства перед нуминозным пространством Родины и борьбы за целостность теменоса. Борьбы, в результате которой происходит становление и личностный рост участника процесса трансформации. Родная земля в текстах Древней Руси родственна архетипу матери, олицетворяющей жизнь и силы для всего живого.
Родина в произведениях славянской древности также связана с архетипом самости. Таким образом, герой эпоса постигает личностную целостность, теменос, а также становится ближе к «первовремени». Последнее является «действенным», как замечает румынский религиовед Мирча Элиаде, «именно потому, что оно было в какой-то мере "вместилищем" нового творения …"возвращение к истокам", позволяющее возродить время, когда вещи возникли впервые, является чрезвычайно важным для архаических обществ» (9).
Пример героя славянского эпоса – князь Игорь из «Слова о полку Игореве», хотя и потерпел поражение в борьбе с половецкими войсками, но проявил храбрость и силу духа, постоял за свою землю, потому в конце произведения есть такие строки: «Тяжко голове без плеч, // беда телу без головы» – // так и Русской земле без Игоря», и далее – «Здравы будьте, князья и дружина, // борясь за христиан // против нашествий поганых!» (10) . В текстах Древней Руси культивируется храбрость, активное начало эго, при помощи которого происходит возрождение героя, по словам Лихачева: «Русские создали даже особое обозначение для особого вида храбрости – храбрости в пространстве, храбрости в лихом движении – "удаль". Удалым нельзя быть в неподвижной обороне – это удел просто храбрых, но не удалых» (11). При этом образ героя «Слова» напрямую связан с Русской землей, теменосом.
Еще один мотив литературы Древней Руси – это поучительный тон в таких произведениях, как «Поучение Владимира Мономаха», «Житие Феодосия Печерского», «Повесть об убиении Андрея Боголюбского», «Моление Даниила Заточника», «Сказания о Борисе и Глебе» и др. Повествование зачастую ведется от первого лица, автор является учителем морали и справедливости, поборником идеалов, олицетворяя архетип мудрого старца, персонификацию мужского духа (анимус). Как отмечает Юнг, «…старец представляет, с одной стороны, знание, постижение, размышление, мудрость, ум и интуицию, но, с другой стороны, также и моральные качества, каковы благожелательность и готовность помочь, благодаря чему должен окончательно проясниться его "духовный»" характер» (12). Мудрый старец сочетает в себе роль авторитета, духовного учителя, доктора, святого. К святым в Древней Руси было особое отношение, как отмечает этнолингвист Светлана Толстая, «фигура святого может выступать в заговорах и в роли чудесного помощника из волшебной сказки и защитника от злых сил» (13).
Тема святых встречается в таких произведениях, как «Житие Феодосия Печерского», «Киево-Печерский патерик» и др., где, в частности, рассказывается про земные дела почитаемых святых, как епископ Симон, игумен Феодосий, мученики-страстотерпцы Борис и Глеб и др. В некоторых произведениях идет речь о подражании и следовании пути святых, как, например, в тексте «Слова о князьях»: «Вспоминайте и о том, каких братьев имеете – великих чудотворцев Бориса и Глеба! Им подражайте и следуйте, их примером научитесь! Когда сатана посеет вражду между братьями, помяните этих святых – как предпочли они лучше смерть принять, чем держать вражду против брата!» (14). Образы святых напоминают аватары, посланников бога, сошедших на землю, чтобы нести своё учение, в том числе доказывая поступками (и даже смертями) искренность своих намерений.
Особым жанром в восточнославянском эпосе является былина, представляющая из себя народную песню, в основе которой лежит некое эпическое время, примечательное событие, отмеченное героическим подвигом; рассказ о свершившимся действии, сыгравшем свою роль в истории былины. С повестями Древней Руси былину, в частности, роднит то, что в ней упоминаются порой вполне реальные исторические личности (князь Владимир), события (набеги татар на Русь) и топонимы (Чернигов, Киевская Русь). Но при этом эпический мир былины по большому счету подчинен мифологической реальности с фантастическими существами и событиями, что скорее роднит его со сказкой.
В былине, как и в других жанрах Древней Руси, присутствует уважение и ностальгия по прошлому как в лице старшего поколения, так и родной земле, которая ранее принадлежала предкам. Мирча Элиаде называет это «мифом о вечном возвращении», упоминая также о связи героев былины с образами древних мифов: «Ряд героев русских былин, скорей всего, имеют исторические прототипы. Некоторые герои Киевского цикла упоминаются в летописях, но на этом их историчность и завершается. Нельзя даже с точностью сказать, является ли князь Владимир, центральный персонаж Киевского цикла, Владимиром I, умершим в 1015 году, или же подразумевается его правнук Владимир II, правивший между 1113 и 1125 годами. Историческая достоверность облика и подвигов главных героев цикла – Святогора, Микулы и Вольги – почти сведена на нет; в результате они начинают необычайно походить на героев мифов и народных сказок» (15).
По мнению отечественного филолога Елиазара Мелетинского, былина – образец классического героического эпоса, который выходит из архаического эпоса, последний представлен в разных мировых мифологиях. Примером архаического эпоса являются древнешумерская поэма о Гильгамеше, индийский эпос «Рамаяна», скандинавский памятник «Старшая Эдда» и др. В каждом из них присутствует свой культурный герой, имеющий порой ярко выраженные магические и шаманские способности, как, например, Один в «Старшей Эдде». Также в архаическом эпосе культурный герой может выполнять функции первопредка. По словам Мелетинского, «в архаической эпике обычно выступает некая, достаточно мифологическая, дуальная система враждующих племен – своего, человеческого, и чужого, демонского, имеющего хтоническую окраску. Такое противопоставление нисколько не мешает тому, что в эпосах упоминаются и фигурируют и другие мифические «миры», и "племена", но на первом плане – два этих "племени", находящихся в отношениях постоянной вражды. Борьба эта в терминах племенной вражды конкретизирует защиту космоса от сил хаоса» (16).
Более поздний классический вариант героического эпоса имеет уже иную эстетику, нежели эпос архаический. При всей схожести былины с волшебной сказкой и архаическим мифом былинная реальность имеет уже собственную форму и вектор движения в сторону исторического (или квазиисторического) «прошлого» – «…в основном русские былины достаточно далеки от сказочной эстетики, и более того, часто ей прямо противостоят» (17).
Былины, как и произведения Древней Руси, проникнуты патриотизмом, желанием защитить свои земли (в частности Киевскую Русь) и отстоять национальные интересы (против татар, Змея Тугарина, Идолища и др.). Сакральное пространство Родины – это то, что предстоит защищать богатырю, впоследствии это знаменует гармоничное развитие личности и рост богатыря. Героизм в былине выступает на первый план. Герой былины обретает себя, совершая героические поступки, битва для богатыря является основной его существования: «Сила богатыря – это прежде всего физическая сила, реализованная с необыкновенной смелостью и отвагой. Сила может увеличиваться и уменьшаться с помощью сакрального пития (в "Исцелении Ильи") или частично при обычном употреблении спиртных напитков, вселяющих бодрость или отупляющих. Богатырская сила ограничивается чувством меры» (18).
Появление богатыря-героя при этом происходит не сразу, а поэтапно. Самый известный былинный богатырь Илья из Мурома изначально проходит стадии становления, которые можно сравнить с алхимическими этапами, начиная с нигредо (где простой крестьянин даже не может ходить до 30 лет) и заканчивая стадией рубедо, когда, приняв сакральное питье («живую воду», эликсир философов), он получает сверхчеловеческую силу, при помощи которой в одиночку способен победить силы зла (в лице татар или Соловья-разбойника). Символично также его оружие – зеленый дуб, при помощи которого Илья Муромец побеждает татар. Дуб может символизировать древо жизни, дарующее жизнь освобожденным жителям Чернигова.
В лице Ильи Муромца и др. богатырей представлен архетипический образ героя, персонифицированный образ сверхъестественной силы, решающей национальные и государственные вопросы. В своих действиях герои-богатыри выбирают опасный путь. Этот путь может ассоциироваться с интеграцией сферы бессознательного и процессом индивидуации героя. Борьба с врагами (теневыми аспектами, трикстерами, силами, которые несут дисгармонию и хаос) – есть процесс становления личности, прохождение инициации и постижение самости. Борьба не обязательно проходит в форме сражения, порой это игры, отгадывания загадок, женитьбы, соревнования в стрельбе и др., что требует от участника не просто физической силы, но и хитрости, ловкости, ума. Герой былины напрямую связан не просто с Родиной, а судьбой, которую известный отечественный филолог Александр Веселовский называет «долей» и «таланом»: «Под таланом-участью Ильи следует разуметь не вообще удачу, а тот особый талан-долю, по которой ему суждено не быть убитым в бою» (19). Продолжая тему доли, Веселовский говорит об обусловленности героя родом, предками: «…доля связывается с отцом-матерью и актом рождения, так в других выступает идея обусловленности родом, дедами, предками. …понятие о доле вырабатывалось впервые в отношениях рода, в связи с культом предков, незримых блюстителей домашнего очага и нарастающего поколения» (20).
В таком разнообразии архетипов восточных славян видны разные стороны славянского мировоззрения. На первый план выходят архетипы как упорядочивающие и выстраивающие психические элементы, преобразуемые в мифологические мотивы. Глубинная суть реальности мифа выражается индивидуальным языком при использовании также универсального языка образов. Если в таких текстах, как «Повесть временных лет», «Слово о полку Игореве», мы скорее имеем дело с исторической реальностью, в основном с невымышленными персонажами, то в случае с былинами – это реальность и события, в большей степени вымышленные и фантастические, пусть и упоминаются порой вполне реальные топонимы и персонажи. В произведениях Древней Руси присутствует чаще тема коллективных интересов, как защита и процветание Родины, родовая память, происхождение Земли и его народа. Наиболее актуален архетипический образ Родины – как сакрального пространства (как матери и теменоса) и принадлежность к «первовремени», великому «прошлому».
Итак, архетипический анализ текстов восточнославянского эпоса помогает выявить основные коллективные мотивы и образы, при помощи которых формируется славянское мировоззрение. Открывая тайны древнего эпоса, мы также получаем ответы на многие вопросы современности, особенно касающиеся эмоционально заряженного, сакрального отношения людей на Руси к судьбам Отечества.
Д.Л. Кулагин
- Юнг К.Г. Об архетипах коллективного бессознательного. URL: http://jungland.ru/node/1596 (дата обращения: 13.09.2013).
- Мирская Л.А. Неомифологическое сознание: от романтизма к постмодерну. Ростов н/Д., 2009. С. 5.
- Мирская Л.А. Мифология и современная культура // Культурология. М., 2002. № 1. С. 36.
- Мирская Л.А. Современное неомифологическое сознание. Lap Lambert, 2011.
- Надирова М.Е. Пространство мифа и ориентационное поведение. Ростов н/Д., 2013.
- Лихачев Д.С. Начало русской литературы // Повести Древней Руси. М., 2009. С. 13.
- Юнг К.Г. Психология бессознательного. М., 2010. С. 112.
- Лихачев Д.С. Начало русской литературы // Повести Древней Руси. М., 2009. С. 15-16.
- Элиаде М. Аспекты мифа. М., 2010. С. 43-44.
- Слово о полку Игореве // Повести Древней Руси. М., 2009. С. 518.
- Лихачев Д.С. Начало русской литературы // Повести Древней Руси. М., 2009. С. 11.
- Юнг К.Г. Дух Меркурий // Собр. соч. М., 1996. С. 216.
- Толстая С.М. Святые // Славянская мифология: энц. словарь. Изд. 2-е. М., 2011. С. 429.
- Слово о князьях // Повести Древней Руси. М., 2009. С. 444-445
- Элиаде М. Миф о вечном возвращении. Глава 1. Архетипы и повторяемость. Постановка проблемы. 1.6. Мифы и история. URL: http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/Culture/Eliade/01.php (дата обращения: 29.05.2013)
- Мелетинский Е.М. Поэтика мифа. М., 2012. С. 238.
- Мелетинский Е.М. Избр. статьи. Воспоминания. М., 2008. С. 385.
- Там же
- Веселовский А. Народные представления славян. Судьба-доля в народных представлениях славян. М., 2006. С. 471.
- Веселовский А. Народные представления славян…