Древнерусская братчина

Древнерусская братчинаБратчина, братьщина – общинный пир вскладчину. Впервые упомянут в Ипатьевской летописи под 1159: полочане «лестью» зазывали Ростислава Глебовича «оу братьщину к святей Богородици къ Стареи на Петров день», сами же собрали вече и стали избивать княжескую дружину. Судя по уставным и жалованным грамотам, братчина была также формой кормления. Характерно указание на праздник: в позднейшей, в том числе традиционной, культуре братчина приурочивалась к Николину (Никольщина), Михайлову и другим дням. Архаичным можно считать восточнославянский обычай приносить в жертву на братчину «ильинского быка»: по легенде, имеющей византийское происхождение, некогда на Ильин день олень сам выходил к церкви для жертвоприношения; однажды собравшиеся на братчину не дождались оленя и закололи быка, с тех пор чудесный зверь не появлялся. Остатками языческой братчины считается находка в Новгороде (Неревский конец, первая половина X века) жертвенной ямы с 9 деревянными ковшами и двумя кусками воска: обычай братчины с жертвенным воском характерен для традиционного бортничества.

У многих первобытных народов известен обычай, в силу ко­торого первое убитое на охоте животное потребляется не единолично, а коллективно, всей общиной.  Например, у алеутов «мясо первого, с начала промысла, промышленного зверя раздаёт промысливший оного в своем селении всем жителям (выделено Д.К. Зелениным) по частям» (Крашенинников 1819, с. 290). У осетин «охотник, первый убивший крупную дичь, вырезывает из правой стороны кусок в 5-6 ребер и дарит встреч­ным охотникам, не успевшим ничего убить» (Чурсин 1925, с. 199). Мы не будем обсуждать сложный вопрос о происхождении этого охотничьего обычая-обряда. Нас интересует не предшествующая история, а позднейшее развитие данного обряда, к которому, как к прототипу, мы возводим русскую древнюю и современную «братчину». В качестве рабочей гипотезы примем, что это магический ряд; вкушение членами охотничьей общины первой добычи — магический символ того, что все они будут иметь подобную же до­бычу. Для нас важно установить коллективный характер данного обряда. Эта именно коллективность древнего охотничьего обряда роднит его с позднейшими скотоводческими и земледельческими обрядами, к которым принадлежит русская братчина.

Дальнейшее развитие обряда происходило под влиянием двух главных факторов:

  1. усложнения и изменения религиозных верований
  2. изменения соответствующих занятий населения

Под влиянием первого фактора магический, до-анимистический обряд превратился сначала в языческое жертвоприношение при сборе добычи или урожая, а после воспринял много христианских черт. Церковные братства, воспользовавшиеся формами древней братчины, сами в свою очередь наложили на неё свой новый от­печаток, главнейше на братчину пчеловодов. А так как скотоводы, особенно же земледельцы и пче­ловоды, собирают свой урожай всегда более или менее одновре­менно, то коллективность обряда получила иные формы: делёж­ка добычей заменилась складчиной продуктов, а позднее и денег. «Братчиной» зовется именно угощение в складчину (Зеленин 1916, с. 652, 762, 778, 969 и др.).

О древнерусских братчинах, которые впервые упоминаются в памятниках под 1159 годом (Ипатьевская летопись) мы знаем очень мало. Всё известное было собрано ещё в 1854 году А. Поповым в его статье «Пиры и братчины» (Попов А. Н. 1854).  Меньше всего известна нам бытовая сторона древних братчин, которая в данном случае является решающим фактором. Вот почему мы принуждены иметь дело главным образом с позднейшим наследием древнерусской братчины.

Вряд ли можно сомневаться в том, что великорусские обрядо­вые праздники, известные и теперь под названиями: братчина, мольба, канун, ссыпка, ссыпщина, а также Николыцина и т. п., являются именно остатками древних братчин. Теперь это имею­щие религиозно-церковный характер коллективные трапезы-пи­ры, для которых продукты собираются со всей общины.

Русский обряд братчины, связанный с охотой и зверолов­ством, не сохранился до нас, но память о нём ещё жива в народных преданиях. На всём русском севере, где только сохранились ос­татки братчин, широко распространены местные сказания о том, как в старину в Ильин день (обычный здесь день скотоводческих братчин) прибегал из лесу к местной часовне олень, которого община закалывала, варила и съедала. Каргопольский и сосед­ние с ним уезды бывшей Олонецкой губ., Вельский и Кадниковский Вологодской губ., Белозерский уезд Новгородской губ., — вот места широкого распространения преданий о чудесном оле­не. В XX веке легенду эту отметили здесь П. Шереметев (Шере­метев 1902, с. 136), А. Шустиков (Шустиков 1915, с. 101-102), С. Скороходов (Ученый архив Вологодского общества, 1926, с. 11, 41, 65). Не приводим многочисленных свидетельств о том же ав­торов XIX века. То же предание известно ещё зырянам (По­пов К., 1874).

Изредка предание говорит о лосе вместо оленя (Харузин 1894, с. 343). Где празднество происходило в день Рождества Богороди­цы 8 сентября, там предания говорят о прибегавшей самке оленя с детенышем (Шереметев 1902, с. 137). Нередко рядом с оленем ока­зывается ещё и гусь или глухарь (Шустиков 1915, с. 101, 102, 119), лебедь (Харузин 1894, с. 344), а также другие птицы и звери (Шере­метев 1902, с. 136).

В языческой обстановке аналогичный образ звероловов отмечен у карел Кемского уезда, которые ранней весной закалывали оленя и съедали «его торжественно с особыми обрядами в честь бога Ке» (Эдемский 1909, с. 39). К тому же циклу мы относим и языческий «праздник лебедей» у вотяков Казанской губ., где пару лебедей выпускали на волю, а вместо них закалывали парами разных до­машних птиц и животных (Афанасьев 1881, с. 281-286).

Известно, что охотники и звероловы первобытных народов весьма скептически относятся к участию женщин во всём том, что касается их промысла. У русских это недавно ещё сохраня­лось во всей силе, например, на Каспийском море, у астра­ханских рыболовов (Михайлов 1851, с. 171). Отзвук этих поверий мы усматриваем в том, что кое-где и на современные братчины не допускаются женщины (Харузин 1894, с. 343). Hо мы встретимся со специально женскими братчинами, связными с женскими занятиями, например куроводством.

Переход от звероловства к скотоводству вызвал естественную замену жертвенного оленя быком или бараном. На скотоводческой, стадии развития обряд встречается ещё и в наши дни и много раз описан этнографами. Обряд совершался под покровом церкви и приурочивался к разным церковным праздникам. Эти обстоятельства спасали его от преследования со стороны властей. Но отсутствие особого церковного чинопоследования вело постепенному вымиранию обряда, и сохранились до наших дне главным образом, обетные праздники.

Коллективность обряда в скотоводческом празднике выражена различно.

  1. В распоряжение церкви поступает много животных, из которых одно или несколько избираются для общей трапезы, по жеребью.
  2. В церковь поступают от каждого дома лишь отдельные части тех или иных домашних животных, пример, бараньи лопатки, свиньи головы (Зеленин 1914, с. 25).
  3. Производится сбор продуктов или денег, и в складчину приносится жертвенное животное.
  4. Обетное («завечёно, обречёное») животное откармливается за счёт всей общины (Трунов, Завойко).

Вне связи с обетом стоит скотоводческая братчина Пудожского уезда, описанная Н. Харузиным (Харузин 1894, с. 342), Ведкого у. (Зеленин 1914, с. 247), а также аналогичные обряды пермяков и вотяков. Древнейшая форма обета равносильна формуле, если будет урожай, благополучие со скотом, то будет и праздник урожая. Дальнейшая эволюция обета: если корова отелится в первый раз бычком, то его «обрекают» (Орловская губ.; Трунов). Современные обряды связаны с болезнью скотины или с иным несчастным случаем (Завойко о костромской губ. и др.).

Обряды куроводов превратились в специально-женские праздники, поскольку это женский промысел. «Кузьминки» не cвязаны с обетом и празднуются, главным образом, девицами, 1 ноября; против, обряд «троецыплятницы» совершается на Вятке пожилыми женщинами — в силу обета, данного вятчанками в старину «при рождении младенцев» (Зеленин 1906).

Связь скотоводческой братчины с древним язычеством ярко сказалась в поверьях о магической силе костей съеденного на братчине животного. Олонецкие охотники и рыболовы убежде­ны, что кость «Ильинского» быка утраивает их добычу. В Орловской губернии кости «оброшного» быка после братчи­ны закапывают в скотском хлеву, чтоб не переводился скот в до­ме (Трунов). Кости кур, съеденных в Кузьминки, зарывают в ку­рятнике — для большей плодовитости кур; кости эти не ломают, а то цыплята будут уродливыми (Максимов С. 1903, с. 520). Вят­ские женщины в 1739 году кости и перья кур-троецыплятниц почитали «яко бы за святые».

Кроме северных губерний, скотоводческие братчины с жертвен­ным быком отмечены ещё в губерниях Нижегородской, Пензенской (Зеленин 1915, с. 762, 986) и Орловской (Трунов 1869, с. 32).

На земледельческой братчине нет жертвенного живот­ного; обрядовые блюда: пиво (так наз. канун, мирщйнка, братчи­на) и каша. Пиво варится или из продуктов, собранных в складчи­ну, или же каждый варит у себя дома, но его приносят в церковь и здесь сливают в один общий сосуд, после чего его пьют. Такого рода братчины Восточной Сибири описал А. Макаренко (Макаренко 1907). Ярославские мольбы описаны в Ярославских губернских Ведомостях 1888, №76 и 1889, №50 (статьи П. Лисицына); Вятские «моль­бы» в «Отчёте о диалектологической поездке в Вятскую губернию Д. Зеленина (Зеленин 1903, с. 90-91). У белорусов они совершаются в мае и известны под именем «Миколыцины» (Богданович 1895). А. Г. Данилин описал этот обряд в 1925 г. в с. Мантурове Кологривского у. Костромской губ. (рукопись).

Вне связи с обетом стоит зырянская «братчина» в Устьсысольске 1-3 ноября (Кичин 1852; ср.: Попов К. 1874, с. 65): её рус­ское имя говорит о заимствовании зырянами от русских; анало­гичный русский обряд 1 ноября описан в Трудах Вологодского Общества изучения северного края (Ученый архив Вологодского общества, 1926, с. 37).

Редкую и оригинальную форму имеет земледельческая брат­нина в Кадниковском у. Вологодской губ.: в Ильин день деревня печёт сообща громадный каравай хлеба в 2-5 пудов весом; после молебна этот каравай разрезают на мелкие куски и раздают миру; одновременно приготовляется и раздаётся громадный же кусок сыра (творога) (Зеленин 1914, с. 251).

Земледельческие братчины совершаются не всегда осенью, по сбору урожая в поле, но также зимой, летом и весной. Тут сказалась прежде всего генетическая связь их с прежними скотоводческими и охотничьими праздниками, которые по самой своей природе были связаны с каким-либо одним временем года. Обетный характер братчин способствовал разнообразию их сроков: обет давался во имя какого-нибудь святого, и братчина приурочивалась к дню памяти этого святого. Повторность праздников в честь спасителя, богоматери, св. Николая, св. Козьмы и Дамиана и др. лишний содействовала колебанию сроков совершения братчин. Наконец, естественное стремление населения, чтоб братчины соседних деревень и приходов не падали на одно и то же время (иначе нельзя будет бывать на братчине соседей) и не падали сроки, близкие к друг другу (частые праздники прекратили бы всякую работу), — все условия приводили к более или менее равномерному распределению братчин по всем временам года.

Если на русском севере сравнительно хорошо сохранились до наших дней братчины скотоводческие и земледельческие, то западе и на юге лучше сохранились соответствующие обряды пчеловодов. Тут обрядовым блюдом служит мед, главным образом в виде напитка, а жертвой — воск. Последний, в связи с церковным характером обряда, имеет форму свечи, отчего и стала братчина носит большею частью имя: свеча, братская свеча.

Белорусская «свеча» описана в книгах П. Шейна (Шейн 11 с. 173-185), Е. Романова, А. Богдановича, в статье И. Сцепуржинского (Сцепуржинский 1877, с. 150-153), В. Добровольского (Добровольский 1900). Об украинском обряде Черниговской губ. см. в книге А. Ефименко «Южная Русь» (Ефименко А. 1905, с. 264). У великорусов обряд отмечен только в Калужской губ. (Зеленин 1915, с. 574).

Воздействие на пчеловодную братчину со стороны старинных церковных братств, а частью и со стороны цеховых организаций, — вне всякого сомнения. Думать вместе с некоторыми авторами, что этот обычай и создан братствами, нет оснований. Пчеловодная братчина известна также мордве-мокше Пензенской губернии (Г. Евсевьев 1914). У мордвы Спасского у. Тамбовской губ. воск обряде братчины представлен не в виде свечи, а в виде «воско­вого хлеба» в который усердные вкладывали серебряные деньги (АРГО, рукопись 1850 г.).

Коллективный характер пчеловодского обряда сказался и в том, что все члены общины приносят воск для изготовления но­вой свечи или для дополнения прежней; и в том, что одна и та же свеча хранится по году в доме каждого из домохозяев, пока она не обойдёт всей деревни; наконец, часто бывает и сбор продуктов для общей трапезы.

Пчеловодная братчина совершается не всегда осенью, после сбора свежего меда, но и в другие времена года. Мы объясняем это обстоятельство теми же самыми причинами, что и сроки зем­ледельческой братчины; к этим причинам нужно ещё присоеди­нить воздействие церковных братств, которые воспользовались традиционного формою братчины для своих целей, чтоб добывать средства на благоустройство храма, причём они часто объединя­ли братчину с храмовым праздником.

У русских рыболовов специфической формы братчины, по-видимому, не было. Олонецких рыболовов мы видели на ското­водческой братчине, где они «хватают ильинское мясо», кости коего служат талисманом при рыбной ловле. В других местах рыболовы пользуются формой братчины пчеловодов: в день свое­го патрона, 29 июня, собирают «Петру-рыболову на мирскую свечу», которая ставится в храме перед иконою апостола (Макси­мов С. 1903, с. 477).

У кахетинцев на Кавказе мы встречаем обряды, близкие к на­шей скотоводческой братчине, а также обряды с приношением в Церковь св. Георгию вина, что можно назвать братчиной виноделов (Чурсин 1905, с. 14-15).

У Русских местами ещё недавно сохранялся старый обычай приходить на братчину всякому без зова (Лисицын 1889). Этот обычай может служить лишним подтверждением религиозного происхождения братчин. В старых русских жалованных грамо­тах часто встречается формула об оригинальной льготе местному населению: «въ села и деревни (данной местности) на пиры и в братчины, и о празницках незваны пить не ездятъ ни ходятъ никто» (Срезневский, 1, стр. 174). Историки различно понима­ли смысл этой формулы. Тут мы имеем замаскированную льготу, освобождающую братчинное пиво и другие напитки от акцизных сборов. Дипломатичность формулы в том, что она не отменяла никаких постановлений о пошлинах, соответствующих поздней­шему акцизу, и не противоречила им, равно не мешала много­численному классу чиновников присутствовать на братчинах, только по приглашению. Приглашенный в качестве гостя чинов­ник, конечно, «не придирался» к столь возможным на братчинах мелким нарушениям устава о пошлинах.

Литература:

  • Попов А.Н. Пиры и братчины // Архив историко-юридических сведений, относящихся к России. М., 1854. Кн. 2.
  • Седов В.В. Языческая братчина в древнем Новгороде // КСИИМК. 1956. Вып.65.
  • Зеленин Д.К. Избранные труды. Статьи по духовной культуре 1917-1934. М., 1999.

Подготовлено Редакцией печатного издания Журнала «Родноверие