Графическая символика относится к одному из важнейших элементов древней славянской духовной культуры.
Богатство орнамента архитектурного декора, широкое разнообразие геометрических узоров вышивки, сложность символьных фигур на ювелирных украшениях и, самое главное, тотальная символичность традиционной народной обрядности восточных славян свидетельствуют об исключительной роли языческих графических символов в жизни этих народов.
А устойчивое использование этих символов на протяжении последнего тысячелетия, вопреки воле православной церкви, доказывает древнюю историю графических символов и существование объективных факторов, поддерживающих их распространенность и устойчивость в народной среде.
Как известно, графическая символика у восточных славян была важнейшим атрибутом языческих верований, отражала ключевые моменты древнего славянского и праславянского мировоззрения и активно использовалась в повседневной жизни людей в качестве магических знаков-оберегов [2; 3; 5; 11, с. 464–470; 14]. Языческая религия восточных славян на рубеже X-XI веков н.э. (к началу массового распространения христианства на землях Древней Руси) имела достаточно развитую форму, по сути являлась ведической и культивировалась в народной среде, по всей видимости, не одно тысячелетие — возможно еще со времен праиндоевропейской общности (с рубежа 3–4 тысячелетий до н.э.). Соответственно и графические языческие символы восточных славян характеризовались длительной историей обращения в народной среде и, очевидно, имели свои корни в древних индоевропейских народах и археологических культурах [2; 5; 12, с. 44–51]. Несмотря на частые попытки этнографов исчерпывающим образом исследовать эзотерические и экзотерические составляющие восточнославянской языческой символики и установить закономерности религиозного символотворчества, данная проблема находится в состоянии, далеком от ее разрешения. Причина этого, как нам кажется, связана с непременной посылкой ученых точно установить функциональность и семантику древних графических символов, т.е. реконструировать все социальные функции, что выполняли эти символы, и расшифровать все внутренние смыслы, что они символизировали. Однако успешность решения данной задачи зависит от знания многих важных аспектов материальной и духовной жизни древнего славянского общества, а также от наличия исчерпывающего фактологического материала по древней восточнославянской символике и от установления достоверных временных и ареальных аспектов культивирования символов.
В этой связи составление исчерпывающего каталога характерных для славян сакральных знаков является важной задачей при исследовании их древней культуры. В настоящей статье сделана попытка составить подобный каталог (свод) древних графических символов, характерных для языческого культурного наследия восточнославянских племен, идентифицированных для территории России, а именно северян, вятичей, кривичей и словен. Отталкиваясь от этого свода, можно провести ряд как перспективных, так и ретроспективных исследований. В рамках первых, например, можно установить степень родства разных племён, каналы их культурных взаимоотношений, а также вывить традиции и характер развития языческих элементов в традиционном народном орнаменте в постязыческий (православный) период истории. Ретроспективные исследования могут быть направлены на изучение этногенетических корней восточнославянской символики, в частности, и генезиса исследуемых восточнославянских племён в общеиндоевропейском контексте в целом.
В таблице приведён данный каталог символов (точнее схематических изображений символов), составленных автором путём обзора графических знаков явно символического происхождения, т.е. имеющих сакральную семантику, связанную с изображаемой сущностью, и характерных для культуры северян, вятичей, кривичей и словен. Все приведённые символы датируются периодом от VIII н.э. до рубежа XII века н.э. Выбранный нами временной интервал обусловлен требованием соблюдения языческой чистоты символов и достоверности их славянской идентификации. Для более раннего времени, нежели VIII век н.э., не существует достоверных источников о заселении данными восточнославянскими племенами тех территорий, на которых они уже обитали в период создания древнерусского государства (т.е. Киевской Руси). В тоже время рубеж XII века является критическим периодом для аутентичной сохранности языческой символики у восточных славян (2;5;10). Это обусловлено тем, что к XII веку наделённая государством социальными и идеологическими правами православная церковь уничтожила языческих священников как ячейку общества и таким образом разрушила сакральные каналы развития и распространения в народной среде графических символов. В результате развилось двоеверие, когда простой народ, официально придерживаясь христианства, стихийно совершал языческие культы и употреблял древнюю символику, однако, не понимая всей семантической мировоззренческой сложности этой символики. Именно с эпохи двоеверия началась стремительная десакрализация и десемантизация языческих символов и превращение их в народный орнамент, т.е. фольклоризация языческих графических символов и деформация их сакральной семантики народной этимологией (2; 5; 6; 11, с.464; 14).
В приведённом своде языческих символов восточных славян мы не учитываем достаточно большое количество знаков, обнаруженных на артефактах из известных княжеских погребений Древней Руси, в частности, из Старой Ладоги и Гнёздова. Во-первых, есть основания считать, что многие из них принадлежали викингам, а во-вторых, погребённые в этих могилах князья начинали проводить «анти-волховскую» политику в борьбе за влияние над народом, и потому используемые ими символические графемы имели уже очевидное художественное и идеологическое оформление (11, с.330-340, 358-366). Также следует отметить, чтосоставленный нами каталог языческих символов восточных славян, проживавших на территории России, безусловно, не является исчерпывающим. Далеко не всё историко-культурное наследие исследуемых славянских племён известно нам, в том числе и символы, которые они использовали в качестве магических знаков. Например, в таблице за редким исключением отсутствуют символы, использовавшиеся в качестве архитектурных оберегов.
Как известно, кривичи обитали как на северо-западных землях России, так и на северо-востоке Беларуси. Однако все археологические данные свидетельствуют о том, что кривичи России и кривичи Беларуси являлись одним народом, по крайней мере, до эпохи феодальной раздробленности на Руси и проведения Полоцким княжеством, Смоленским княжеством и Новгородской республикой самостоятельных политик. Поэтому в таблице приведены все идентифицированные для наследия кривичей символы, без разделения их на обнаруженные в белорусских или русских землях.
Все приведённые символы взяты из многочисленных работ российских, белорусских и многих других исследователей графической символики древних славян. Список этих работ составляет более 20 наименований и потому из-за экономии места в настоящей статье не приводится, но его можно найти в работе автора «Графические мотивы архаической языческой символики восточнославянских племён» (7).
Обзор приведенных символов позволяет сделать несколько очевидных выводов. Нетрудно видеть, что самыми распространенными знаками у всех восточных славян были графемы на основе или с использованием множества окружностей. Наиболее популярной была группировка нескольких окружностей в тройную/треугольную конфигурацию. Довольно распространены также ромбические, змеевидные/волнообразные, крестообразные и розеточные знаки, заметно варьирующиеся по своему частотному употреблению у различных племен. Можно говорить, хотя и достаточно осторожно, что у словен преобладали ромбические символы, у кривичей — крестообразные, у вятичей — ромбические и крестообразные. Количественный анализ приведенных символов показывает, что наибольшее число сакральных знаков в своей культуре имели племена кривичей, словен и вятичей. Это можно объяснить устойчивыми языческими традициями, господствовавшими у этих племен. Приведенный свод языческих восточнославянских символов даёт возможность путем сравнительного анализа установить межкультурные параллели символов и изучить этногенетические корни восточнославянской символики. При реконструкции семантики символов подобие их формы не может рассматриваться как ключевой аргумент для установления символизируемой сущности [14], однако может служить очевидным доказательством этногенетического родства символик у сравниваемых народов и их общего происхождения. При этом эффективно как историко-перспективное сравнение символов, т.е. в рамках одного исторического периода или у одного народа в разные моменты времени, так и ретроспективное сравнение, когда прослеживаются символы, принадлежащие разным народам и в разное время [8, с. 263-265].
Сравнивая приведенные символы, несложно отметить, что явное подобие символов наблюдается у северян с вятичами и у кривичей со словенами. Такое количество параллелей может служить доказательством того, что народы данных племен не только жили по соседству, но и должны были иметь общего предка. Анализ символов подтверждает известные выводы археологов о родстве указанных племен между собой, сделанные на основании сравнения памятников материальной культуры [1; 4; 9; 13]. Следовательно, сравнение архаических языческих символов восточнославянских племен с символами других народов является эффективным средством изучения генезиса древней восточнославянской культуры. Следует отметить, что сравнивать восточнославянские графические символы можно с символами, принадлежащими наследию народов-носителей многих археологических культур, однако корректнее всего - с символами народов, оказывавших или предположительно оказывавших влияние на восточнославянский этнический генезис.
Таким образом, проведение сравнительного анализа языческих графических символов, характерных для восточнославянских племен, является не просто интересным и результативным методом исследования восточнославянского наследия, а непременным предварительным этапом такого исследования, позволяющим установить основные этнические и ареальные направления культурного генезиса и развития славянских народов. Особенно актуален такой анализ в свете существующих проблем в идентификации этнокультурного наследия славян в ранний период их развития. Отталкиваясь от приведенного в настоящей работе свода архаических графических символов восточнославянских племен, можно проводить дальнейшие, более глубокие исследования по вопросам как генезиса, так и дальнейшей трансформации языческих символов в народной культуре.
И.И. Мячикова
кандидат филологических наук
Список литературы:
- Алексеев Л. В. Смоленская земля в IX–XIII вв.: очерки истории Смоленщины и Восточной Белоруссии. М.: Наука, 1980. 260 с.
- Амброз А. К. О символике русской крестьянской вышивки архаического типа // Советская археология. 1966. № 1. С. 61–76.
- Богуславская И. Я. Художественные особенности русской народной вышивки с геометрическим орнаментом // Советская этнография. 1982. № 1. С. 101–112.
- Даркевич В. П. Древняя Русь X–XIII вв. // Произведения искусства в новых находках советских археологов. М.: Искусство, 1977. С. 159–195.
- Даркевич В. П. Символы небесных светил в орнаменте Древней Руси // Советская археология. 1960. № 4. С. 56–67.
- Круглова О. В. Древняя символика в произведениях народного искусства Ярославской области // Советская археология. 1971. № 1. С. 264–269.
- Мячикова И. И. Графические мотивы архаической языческой символики восточнославянских племен // Етнічна історія народів Європи. 2008. Вып. 27. С.137–147.
- Мячикова И. И. Этапы развития графических символов в контексте индоевропейских археологических культур. Минск: БГЭУ, 2006. 355 с.
- Никольская Т. Н. Земля вятичей: к истории населения бассейна верхней и средней Оки в IX–XIII вв. М.: Наука, 1981. 296 с.
- Равдина Т. В. Древнерусские литые перстни с геометрическим орнаментом // Древняя Русь и славяне. М.: Наука, 1978. С. 133–138.
- Рыбаков Б. А. Язычество Древней Руси. М.: Наука, 1988. 783 с.
- Рыбаков Б. А. Язычество древних славян. М.: Наука, 1981. 608 с.
- Седов В. В. Восточные славяне в VI–XIII вв. М.: Наука, 1982. 327 с.
- Толстой Н. И. К реконструкции семантики и функции некоторых славянских изобразительных и словесных символов и мотивов // Фольклор и этнография: проблемы реконструкции фактов и традиционной культуры. Л.: Наука, 1990. С. 47–67.